Холодно-отвлеченной, эстетски-бесстрастной, показалась мне картина Александра Кайдановского "Жена керосинщика". Если все-таки не полениться и разгадать ее ребусы, напоминающие мозаичные орнаменты, идеальные по композиции и краскам (оператор Алексей Родионов), то из всех этих хитроумных сплетений, замысловатых изобразительных узлов можно в конце концов вычленить и сюжет, и образ мысли, и самую мысль. Не буду облегчать вам жизнь, тем более навязывать свое понимание фильма. Не стану и упрекать Кайдановского, как это часто делает наша критика, что он-де сознательно отрывается от временных проблем, предпочитая им, суетным, вечность вечного. Но об одном сказать мне все-таки хочется. Беда талантливого художника Кайдановского (мне кажется) не в том, что для него кино – искусство, а в том, что он все время помнит, что– искусство. Мне думается, что нашим кинематографистам вообще не хватает несколько ироничного отношения к себе– не к тому, о чем снимают, если того не требует жанр, а именно к себе. Не будь они столь серьезны и тяжеловесны по отношению к собственной значимости, не исключено, что и фильмы их были бы куда свободней, раскованней, неожиданней, эмоционально неприбранней... С захлестами, переборами, проколами – пусть, но это была бы свободная кисть свободного художника, которую ведет страстная мысль, лихорадочное чувство, безумие вдохновения. Пишут же о живописцах– буйство красок, смешение стилей, жанров, манер, течений, направлений... Но если все это в конце концов собирается в цельное и целостное произведение, в котором кровь людская не водичка, то зритель и смотрит, потрясенный, и уходит, побежденный. У Кайдановского все это как бы есть– смешения, смещения, переплетения, краски... Но он так несвободен в отношениях с собственной свободой, что получается слишком красиво, слишком запутанно, слишком глубокомысленно.