В прокат выходит "Утомленные солнцем 2" Никиты Михалкова – фильм про Великую Отечественную, удивительным образом оказавшийся ближе к "Бесславным ублюдкам" Квентина Тарантино, нежели к советскому военному кино.

Итак, забудьте все, что вы знали про финал "Утомленных солнцем": силой режиссерской воли умершие воскресают. Котов, оказывается, не был расстрелян: анонимный доброжелатель поспособствовал замене политической статьи в личном деле комдива на уголовную. Митя оправился от самоубийства, тайно пригрел сосланную, согласно бумагам, котовскую жену и вырастил его дочь Надю. Война застала героев в следующей диспозиции: Надя строптиво не желает отречься от отца, Митя дрожит на приеме у Сталина, интересующегося опальным комдивом, последний во сне самозабвенно окунает вождя лицом в торт.

Новость для скептиков, заранее диагностировавших у Михалкова режиссерский маразм: "Утомленные солнцем 2", в отличие от подавляющего большинства опусов отечественной кинопромышленности, относятся к разряду кино. На картину было потрачено восемь лет, и это видно: она хорошо сыграна, дорого выглядит и не напоминает телеспектакль – по форме "Утомленные солнцем 2" настоящий военный эпос.

С содержанием обстоит гораздо сложнее. Великая Отечественная – тема для нашей страны сакральная, тем более, что на носу 65-летие окончания войны. Шаг в сторону от общественной линии в данном случае грозит, может, и не расстрелом, но с большой вероятностью – публичной анафемой. На словах Михалков на сто процентов попадает в ожидаемый образ: говорит, что хотел снять кино о том, какой ценой нам далась победа, и напомнить о заслугах фронтовиков. На деле же к фильму с позиций военно-исторического кино можно сходу предъявить целый ряд идеологических претензий. Например, Михалков позволяет фантазии брать верх над действительностью, и вот над танками реют полотна со свастиками – списки неточностей уже составлены, и тем, для кого важнейшим критерием оценки фильма является соответствие тому, "как оно было на самом деле", лучше сиквел "Утомленных солнцем" не смотреть.

Но допустим, что факты не главное – все-таки кино подразумевает условность. Сформулировать о войне что-то новое достаточно сложно, да Михалков и не берется: война – это адская мясорубка, сообщает режиссер и выбирает для демонстрации тезиса самый прямолинейный путь. Камера скользит по припорошенным снегом оторванным конечностям, танки давят солдат в кровавую кашу: психологические страдания подменяются страданиями сугубо телесными наподобие того, как это происходит в "Страстях Христовых" Мэла Гибсона. При этом в кадр постоянно прорывается фирменный михалковский цирк: скучающий герой Маковецкого пишет признание от лица Александра Сергеевича Пушкина, Котов отмахивается от шмеля словами "Не люблю!", и это мы еще стыдливо умалчиваем о том, каким образом попытается напакостить мирному кораблю злобный немецкий летчик. "Родня", "Неоконченная пьеса для механического пианино", те же "Утомленные солнцем" – Михалков всегда был гением трагикомедии с примесью балагана, но здесь этот жанр явно не к месту: уж либо героическая сага про ВОВ, либо, извините, "Гитлер капут".

Но если отрешиться от священного трепета перед историей, минусы картины обратятся в плюсы. "Утомленные солнцем 2" плохое кино о Великой Отечественной и совершенно непостижимое кино о войне как таковой – просто потому, что так о войне не снимал никто. От Михалкова логичнее было ждать попытки обратиться к советской кинотрадиции, но странным образом "УС2" ближе к "Бесславным ублюдкам" Квентина Тарантино. Более того, Михалков пошел даже дальше своего давнего конкурента: одно дело – сочинить на болезненную тему постмодернистский анекдот, другое – начинить анекдотами серьезный эпос.

Михалков ходит в фильме по тонкой этической грани, но выручает его то, что в жизни площадная комедия и вправду запросто соседствует с драмой.

И пусть вольности по отношению к Сталину Михалков позволяет себе лишь в котовских фантазиях, очевидное искажение реальности еще сильнее сближает его фильм с картиной Тарантино. Вот только если в "Ублюдках" оно намеренное, то у Михалкова, похоже, неосознанное и неконтролируемое, ему и делать специально ничего не надо: коли проводить космологическую аналогию, то Михалков – как массивная звезда – вблизи него пространство и время искривляются сами собой (прошлогодний съезд кинематографистов – очередное тому доказательство). И в этом искривленном пространстве, в частности, совсем иные критерии пошлости: в нем абсолютно уместно смотрится бьющаяся о стекло бабочка как метафора несвободы, безногий поп, крестящий героиню на мине, и даже пикантная финальная просьба умирающего солдата. Впрочем, это вы должны видеть своими глазами.