... Западная пресса обнаружила в "Предстоянии" просталинские мотивы. Сталин за всю картину появляется дважды: один раз – в сновидении Котова, второй – в разговоре с Арсентьевым. Для "про" либо "анти" катастрофически не хватает материала. Верховный главнокомандующий присутствует на экране, потому что существовал в жизни – не более того. Между прочим, в "Утомленных солнцем 2" дважды восходит солнце русской поэзии – но на это никто не обратил внимания. Книжкой стихов Пушкина пионервожатый прикрывает мокрые брюки. "Я, Пушкин Александр Сергеевич, признаюсь..." – выводит на бланке капитан СМЕРШа. Какой богатый повод для гаданий! Близки ли Михалкову разумные, не типично интеллигентские взгляды Александра Сергеевича на царя и отечество? (Отношения с отечеством и царями у поэта складывались непросто, однако гонимым бывал – оппозиционером не был.) Или это эхо любимой цитаты: "Хвалу и клевету приемли равнодушно" с особым упором на "Не оспаривай глупца"? А, может, Михалков гордится, что скоро догонит Пушкина по высокой степени нарицательности? За электричество Пушкин платить будет, в плохой погоде Михалков виноват...

... "Утомленные солнцем 2. Предстояние" – первый фильм, который поделил зрительскую аудиторию на людей, для которых естественна духовная вертикаль, и тех, у кого сознание сугубо светское, как теперь говорят, секулярное. Вторые смотрят картину из горизонтали. А она называется "Предстояние". Искажения неизбежны.

Самый понятный по нынешним временам персонаж "Предстояния" – визгливая фифа Зинаида, озабоченная вывозом личного барахла на катере с партархивом. Если вычесть, что фифа, и приглушить звук, то в сухом остатке – цивилизованная норма. Ну, война. Временные трудности – досадно. Что при таких обстоятельствах следует делать культурному существу? Конечно, позаботиться о себе. Где-то там Сталин не договорился с Гитлером, Риббентроп подвел Молотова, но я-то здесь при чем? Почему я должна жертвовать своим комфортом, благополучием, сложившейся жизнью, наконец? Сталин, что ли, обеспечит мне второе рождение в более спокойные времена?!

Разумеется, Зинаида так не думает. Во-первых, думать она не умеет. Во-вторых, кому нужна логика, если есть инстинкт – вещь, навигационно более точная и беспредельно циничная. Ведомая звериным нюхом Зинаида загружает на катер к любовнику фортепиано, люстру венецианского стекла, картину, корзину, картонку и маленькую собачонку.

Когда все, что дама сдавала в багаж, взлетело на воздух – вместе с партархивом и бюстами вождя, – каннский зал удовлетворенно хмыкнул. Кровожадные люди. Не ценят право человека на автономную, обособленную от страны жизнь.

Зато мы ценим. Мы – такое впечатление – перебуржуазили саму Францию. На фильм "Предстояние" в России шли "зинаиды" обоего пола. А потом делились своим возмущением: "Почему я должен три часа смотреть на оторванные руки-ноги? Совесть у этого Михалкова есть?". Совести в подобном понимании у этого Михалкова нет. Он не думает, что три часа – это слишком. Слишком – четыре года. Бестактный, презревший все приличия Михалков не говорит: "Запасайся попкорном, я покажу тебе войну". Даже "Иди и смотри" не говорит. А просто подталкивает в спину – резко, мощно: "Иди-ка, поживи там – в сорок первом. Поглядим, надолго ли тебя хватит". На три часа – и то с трудом? Ну, ребята, с вами бы мы 23 июня 41-го акт о полной капитуляции подписали...

Вот это действительно проблема. По сравнению с которой наш общий (все-таки общий) пролет мимо "пальмы" – полная ерунда.