ПЕРЕУТОМЛЕНИЕ

Журнал "Итоги" №18
03.05.2010
Ирина Любарская

Чем отпугнула зрителей картина "Утомленные солнцем 2. Предстояние"

О результатах проката первой части сиквела "Утомленных солнцем" Никиты Михалкова говорить еще рано. Впереди юбилейные дни, во время которых ветеранские и прочие общественные организации наверняка включат просмотр "Предстояния" в свой праздничный график. Однако старт был очень скромным – 3,755 миллиона долларов при бюджете, который оценивается в 55 миллионов. А ведь было более тысячи кинозалов, расписанных под завязку и не предоставивших зрителю никакой серьезной альтернативы. И главное – громыхающая из каждого утюга беспрецедентная пиар-кампания. Аналитическим центром "Медиалогия" уже подсчитано, что в апреле в среднем по пять раз в день появлялся на телеэкранах сам Никита Сергеевич или информация о нем и его фильме. Вполне возможно, что в пиар-кампанию входил и недавний скандал с "фотожабами" плаката к фильму – такое сегодня часто практикуется как один из видов вирусного маркетинга.

Похоже, настырный пиар сработал против картины. А многочисленные статьи донесли до каждого сюжетные манки, которые должны были заставить зрителя открыть рот, восхититься или ужаснуться: все эти истории про какающего из истребителя фашистского летчика, про погибших вместе со штрафбатом кремлевских курсантов, про сожженную деревню, про умирающего солдатика, попросившего медсестру показать сиськи, про немецкие танки с парусами, про ключики от мирной жизни, зацепившиеся за гусеницу танка... Загадка фильма умерла вместе с его раскруткой. Теперь можно только пойти и убедиться – все именно так, как писали.

Лет пять назад Михалков уже начал рекламную кампанию фильма, выступая перед кинообщественностью с читкой фрагментов сценария, которые изрядно потрясали воображение. Помню, с каким недоумением аудитория слушала на фестивале в Выборге историю с плавающей в водах на мине Надей (Надежда Михалкова), ее крещением, волшебным спасением и божественным провидением, взорвавшим корабль, груженный обкомовским барахлом. Ощущение гротеска и неправдоподобности оставалось уже тогда. К сценарию приложило руку немало именитых авторов. Рустам Ибрагимбеков ("Белое солнце пустыни", "Утомленные солнцем", "Сибирский цирюльник"), драматурги нового поколения, имеющие репутацию отвязных трэшмейкеров, Владимир Моисеенко и Александр Новотоцкий ("Маросейка, 12", "Возвращение", "Антидурь", "12"), Эдуард Володарский, Глеб Панфилов. Но, конечно, сам Никита Михалков был вдохновителем этой картины и полноправным соавтором всех сценариев – и собственно "Предстояния", и его раскрутки.

Кто бы другой сумел так шикарно обставить "первый" съемочный день фильма, который два года назад посетил премьер? Именно там, на съемочной площадке, под разговоры о грядущем подъеме отечественного кинематографа ковалась нынешняя, вызвавшая ожесточенные споры реформа господдержки нашего кино. Именно "Предстояние" должно было показать, как духоподъемный исторический блокбастер может сплотить в кинозале все поколения наших зрителей, повысив в их глазах реноме отечественного кинематографа.

Увы, не удалось. Хотя Михалков задумал вернуть на экран и при этом вывернуть наизнанку большой стиль советского кино, освежив его хорошо проверенными постмодернистскими играми и украсив узнаваемыми киноцитатами. Кажется, что он явно высчитывал эту картину как индустриальный продукт, который должен понравиться абсолютному большинству. Для молодежи – ассоциации с тарантиновскими "Бесславными ублюдками" и даже балабановскими "Жмурками", где у Михалкова была знаковая роль пахана. Для людей среднего возраста – вызов спилберговскому "Спасти рядового Райана" и цитата из "Титаника". Для поколения постарше – почти прямые заимствования из климовского "Иди и смотри" и вообще советского кино и прозы о войне, включая идеально выбранный фрагмент повести Константина Воробьева "Убиты под Москвой", где не нюхавших пороху красавцев – кремлевских курсантов перемалывает военная мясорубка. Для правозащитников – макание Сталина в торт с его собственным изображением. Для православных – идея оперативного божественного возмездия за грехи. Для ура-патриотических групп – тонны трупов с оторванными конечностями, зримо утверждающие, что это мы и больше никто заплатили самую высокую цену в этой войне. И для всего российского народа – мохнатый шмель, будто залетевший в этот кошмар из самой вальяжной роли Михалкова. И даже для каннских отборщиков это не фильм, а просто подарок – впечатляющий гиньоль о священной для "этих странных русских" войне от лауреата "Оскара".

Понятно, что Михалков хотел дать показательный бой на поле искусства всем своим общественным оппонентам. В конце-концов, что значат дрязги вокруг Союза кинематографистов и государственных грантов, когда на экране побеждает кино. Однако кино не победило. Дело не в анекдотичной абсурдности многих деталей сюжета. Все-таки не хочется называть свежим подходом очевидную безвкусицу. Лоскутная драматургия оставляет впечатление хаоса. Но не хаоса первых месяцев войны, как задумывалось, а просто структурной необязательности. Эпизоды фильма можно тасовать как угодно – связь между ними призрачна. Работа оператора Влада Опельянца технически безупречна, но ни в какое сравнение не идет с тем "воздухом", атмосферностью, которых достигали Вилен Калюта в "Утомленных солнцем" или Павел Лебешев в "Нескольких днях из жизни Обломова". Актерские работы, включая микроэпизоды и массовку, оставляют впечатление неверно поставленной задачи. Для "войны всерьез" слишком спокойны и лишены страха глаза практически всех персонажей. Для некой специфической "игры в войну", пастиша, в котором создается затейливый узор на основе известного сюжета, исполнители слишком академически серьезны. Неудивительно, что некоторые зрители, пришедшие на сеанс, уходили с середины картины. Либо возмутившись, либо просто заскучав.

Но продолжение следует...