Фильм "Мама" в Академической драме

Если все раскладывать на первокирпичики, то дальше мамы – некуда. Самое первое слово, оно и ближе всех "лежит". Самое простое фонетически и самое надежное семантически. Лакомый кусочек для идеологов, мама все же редко становится несущей конструкцией в их построениях. Ясно: с мамой хорошо и безо всяких идей.

Однако в эпоху разброда и шатаний сделать маму символом – великий соблазн. Попытать счастье решил режиссер Денис Евстигнеев . Сказать все, не болтнув лишнего, показать драму, но не сделать людям плохо, наконец, просто не провалиться в пафос блатной сентиментальности. Картина таким образом начинает принимать очертания трассы слалома, по которой мчится режиссер нового поколения. И переживается более ему, чем семье Овечкиных, с коей писался сюжет.

История советского воздушного пиратства, за малым исключением, – галерея чудаков-неудачников. Все они несчастливы по-своему, но виноваты в равной мере. Сегодняшний кинематограф начинается там, где кончаются газетные истории. Для режиссера важно апеллировать к "подготовленному" зрителю. Это и технологическая задача (не нужно объяснять свою "позицию"), и, если угодно, идеологическая. А именно: создать систему желобков, по которым зритель-шарик закатится в лузу аккурат к титрам.

Фильм начинается с того, что мама-атаманша (Н. Мордюкова), отсидев 15 лет в лагерях, решает собрать своих орлов, чтобы зажить, наконец, тихо и счастливо. Но ей не отдают старшего (О. Меньшиков), упрятанного в "психушку". Мама решает "товарища из беды выручать". В общем бесхитростная завязка обрастает стараниями Д. Евстигнеева и А. Алиева (модный ныне сценарист) рядом лаконичных и ярких обстоятельств. Сыны Мордюковой собираются со всех необъятных просторов бывшего Союза. Куда? – в Москву, конечно! Почти незаметная деталь, а какая центростремительная сила! Далее следуют четыре прямо-таки джеймсбондовские вставные новеллы: герой всегда при деле, но есть Интересы Ее Величества.

Четыре сына – четыре стороны света: Донбасс, Таджикистан, Владивосток, Чукотка. Каждый географический эпизод замешан на доступной метафоре. Ее цель двойная – намекнуть на психологию персонажей и дать "ощущение сегодняшнего дня". Голодному шахтеру выдают зарплату билетом в цирк. Поток сознания: "зебра – это лошадь, конина – мясо". Во Владивостоке другая история. Персонаж Е. Миронова – одновременно и сопровождающий проституток, и их "касса". Поступает заказ с подлодки. Время расплачиваться, лодка погружается в пучину, наш герой спасается вплавь, нюхнув для храбрости порошка.

Гротеск в голливудском стиле дает моментальное ускорение прочь от перестроечной чернухи. Это она лобовым восприятием жизни так расстроила впечатлительных зрителей, что те до сих пор отходят на "Кавказской пленнице". Умелое нанизывание бусин – грустных и смешных, идейных (то-бишь русских) и "бездуховных"(голливудчина) – вот технология Евстигнеева и его товарищей. О. Меньшиков, томящийся в клетке с умалишенными, есть современный Штирлиц с монологами за кадром и диссидент, слушающий голоса, но не транслирующий себя. На самом деле он и есть главный герой. Из пятерых братьев он (даже географически) – в центре. И в клетке.

Минуло 15 лет, и казалось, многое изменилось. А изменился только он, ибо в состоянии критически смотреть на маму. Сдается, только продюсерский цепкий глаз не дал Евстигнееву сделать фильм иначе. Старший сын, не задействованный фольклорной традицией, – вот потенциал России-матери и самой картины. Именно он откроет маме глаза, чтоб не любила, как слон в посудной лавке...

Особая статья – Нонна Мордюкова. Сделать из нее главную Россию киноэкрана – явно голливудский жест. Евстигнеев тщательно отбирает детали для сборки. Немного комиссарши, чуть атаманши, толика матери-героини и щепотка Пугачевой. Даже место кустодиевской красавице нашлось. Такая получилась единая и неделимая. Ну и капелька дегтя, чтоб по лицу растереть – ей так не идет быть незапятнанной.