Считается, что фильм "Мама" Дениса Евстигнеева "основан на реальных событиях"– которые показывает Герц Франк в документальном фильме "Жили-были Семь Симеонов". На самом же деле эти события в данном случае служат только каркасом, скелетом, на который нарастили мясо – множество отхождений от истории, дополнительных линий, подробностей. Как в стихотворении "...честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой" – Евстигнеев не то, чтобы приукрасил события и семью, и не то, чтобы снял плохой "сиквел" реальности, а, скорее, показал свой вариант развития событий, занялся своеобразной "правкой" жизни. Возможно, когда он думал об истории с семьей Овечкиных, ему хотелось, чтобы все сложилось иначе – и он показал зрителю, как могло было быть. Отсюда измененная линия с угоном самолета, отсюда история с вызволением Ленчика из психбольницы, отсюда хэппи-энд. Евстигнеев хотел сделать в кино лучше, чем было в жизни, в этом нет ничего предосудительного. Другой вопрос, удалось ли это ему.

Образы у Евстигнеева стандартные, шаблонные. Шахтер Юрий – черный, беззарплатный, голодный. Тусовщик Павел – сутенер, наркоман, весельчак. Василий – снайпер в Таджикистане, честный, сильный, благородный. Осеменитель Николай – осточертевшая "работа", утомленность, тельняшка с усами. И Нонна Мордюкова в вечном образе Матери-героини, Матери-Родины – даже внешне она похожа на Родину-мать с советского плаката. Самый разработанный, продуманный характер в картине – это Ленчик. Кажется, на его позицию встает режиссер. В первом внутреннем монологе Ленчик говорит о том, что они, братья, всегда верили матери. Позже, в финале, он скажет ей: "Знаешь, как я тебя любил? Я все делал ради тебя...". Любили, верили, делали – все в прошедшем времени. Какие чувства испытывает Ленчик сейчас? Режиссер не дает ответа. Только фразу – "...ничего мне от тебя не надо, мама".

Что-то похожее, возможно, чувствовал и режиссер Евстигнеев. Сначала он показывает нам красивую цветущую девушку, отличную от других – все красят губы, она сурьмит брови, все кидают цветы, она играет на аккордеоне. А потом мы видим усталую женщину, стремительно превращающуюся в брошенную старуху, и непонятно, как к ней относиться в свете ее поступка в прошлом и решения начать новую жизнь в настоящем. В финале она просит прощения – и ее прощает и Ленчик, и режиссер, иначе не стал бы заканчивать фильм хэппи-эндом, и, наверное, должен простить зритель.

В "Маме" каждый из сыновей в какой-то момент понимает, что затея матери почти обречена на провал. У Николая и Юрия это диалог о тундре и следующая в его конце фраза: "Да никуда она без Ленчика не поедет. И мы не поедем". И здесь непонятно, то ли они без Ленчика не поедут, то ли вообще никуда – скорее, второе. У Юрия это также обращенный к зебре вопрос "Зачем?" – вопрос, не требующий ответа, но не риторический. Потому что Мама. Потому что "мы всегда ей верили". На татуировке младшего сына, Павлика, шестеро братьев, включая умершего Никиту, и самолет, но нет мамы. Она не нужна ему на татуировке – а нужна ли в жизни?

Самая светлая сцена в "Маме" – кадры встречи Полины Юрьевой с мужем после войны – резко контрастирует с последующим черным титром названия и сценой "приема" в психбольнице. В начале картины Полина улыбается, вокруг светло, ярко, громкая музыка, множество цветов. И уже через несколько мгновений – постаревшее печальное лицо усталой женщины, серые, сизые, грязно-кирпичные тона. Первое, что узнаем о героине, это высказывание начальника лечебницы для душевнобольных: "Упорная баба. Только такие и выживают". Двумя фразами он характеризует героиню, женщину, которая пойдет на все ради достижения цели – счастья для своих детей и себя; только вот какое из желаний первично – сделать счастливыми сыновей или осуществить свою мечту об Идеальной жизни всем вместе, мы можем только догадываться.

"Мама", как начиналась титрами на фоне деревенских пейзажей и сценой встречи с войны солдат на станции Шуя – так и заканчивается. Та же Полина Юрьева, измазавшаяся сажей, та же деревянная станция Шуя, совсем не изменившаяся за 50 лет, та же атмосфера ожидания начала "новой жизни". Только вот жизнь в сорок пятом, как и в "Жили-были семь Симеонов", создавалась общими усилиями, а в девяносто девятом – в одиночку, матерью. "Новую счастливую жизнь затеяла, ни у кого ничего не спросив...".