Первая за восемнадцать лет кинороль Нонны Мордюковой

Показанная в ГЦКЗ "Мама" – самый крупный (около $3 млн) и самый раскрученный русский кинопроект после "Сибирского цирюльника". "Русский проект" уместно взять в кавычки, поскольку именно так называется студия под патронатом ОРТ. Вместе с НТВ-ПРОФИТ они создали в России прецедент, давно знакомый Европе, когда сразу два национальных телеканала выступили в роли коллективного кинопроизводителя.

Они же обеспечили картине выдающуюся рекламу, апофеозом которой стал показ этой ночью по НТВ документального фильма о том, как снималась "Мама". На нее были брошены творческие силы, соизмеримые с "Цирюльником". Тот же Эдуард Артемьев написал чувственную и немного космическую музыку, очень подходящую для народных эпопей. Тот же Павел Лебешев снял ностальгические панорамы, а в помощь ветерану для современного ракурса был призван лидер новой операторско-клипмейкерской генерации Сергей Козлов. Не "тот же", но тоже очень знаменитый художник Павел Каплевич создал ретро-костюмы 50-х, 60-х и 70-х годов и "одел" впечатляющие массовки.

Тот же, что и у Михалкова, Олег Меньшиков, но совсем в другой, сенсационной роли – инвалида, имитирующего шизофрению. Меньшиков – одно из четырех громких актерских "М": двух его братьев (всего их пятеро) играют Владимир Машков и Евгений Миронов, а многодетную Маму – сама Нонна Мордюкова. Священные чудовища, культовые фигуры и секс-символы разных поколений собраны на съемочной площадке, чтобы разыграть хронику одной безумной музыкальной семейки. Которая чуть не со сцены Дворца съездов бросается угонять самолет, а отсидев срок, собирается снова под Маминым крылом, чтобы штурмом вызволить из дурдома любимого брата Ленчика.

Коллективного продюсера "Мамы" несложно персонифицировать в фигурах Игоря Толстунова и Константина Эрнста. Третьим сопродюсером назван в титрах Денис Евстигнеев. И хотя последний по совместительству еще и режиссер картины, неслучайно имена всех трех продюсеров просятся на первый план. Впервые в России мы наблюдаем столь ярко выраженный феномен продюсерского кино ("Сибирский цирюльник", при всей его гигантомании, фильм режиссерский и в некотором роде авторский).

По "Маме" можно изучать принципы продюсерской стратегии с ее плюсами и минусами. Изначальный плюс – заказ или выбор качественного сценария. Написан он (и издан в виде параллельного фильму киноромана) Арифом Алиевым, ярым оппонентом авторского кино, сторонником жесткой, "судьбоносной и коммерческой" драматургии и автором "Кавказского пленника".

История семьи Овечкиных, угнавших самолет, давно стала частью уголовной мифологии. Алиев сделал из нее метафору всей советской Истории. Современная часть сценария задействовала всю ширь постсоветского пространства. Один брат взрывал раненую прибалтийскую снайпершу в Таджикистане, другой, из голодающих шахтеров, зажаривал цирковую зебру, третий сутенерил на Дальнем Востоке, четвертый (ясное дело, Машков) давал сеанс перманентного секса в юрте, оплодотворяя косоглазых аборигенок. Ну прямо как в песенке: "Льют дожди на белом свете, я мотаюсь по планете, где-то бьются пять родных сердец".

Продюсеры и режиссер проредили брутальный фон, заметно "утеплили" и одновременно "подморозили" героиню Мордюковой, оставив ей только шлейф матерого имиджа и сняв драматические контрасты между обаянием и монструозностью мамы-преступницы. Евстигнеев после эффектной, но эклектичной "Лимиты" явно опасался резких китчевых решений и стремился создать респектабельный моностиль. Что, в общем, удалось. Картина с гораздо более сложной географической и временной структурой ровно катится от сорок пятого года до девяносто энного, от станции Шуя, куда пришел поезд с фронтовиками и где зародилась "веселая семейка", до той же Шуи наших дней – впрочем, весьма условных.

Эта почти идиллическая уравновешенность идет от эстетики "Русского проекта", к которому и Евстигнеев, и Эрнст приложили руку и который еще не так давно воспринимался как выбор элитарной молодежи, взявшейся исполнять новый социальный заказ. Именно в этих сюжетах осуществлялись трогательная перекличка поколений, желанная смычка интеллигенции и народа; именно там по крайней мере два из звездных "М" (Мордюкова и Машков) были программно, знаково задействованы.

"Мама" адаптирует эту эстетику к довольно чудовищной семейной истории, которая – будь дело не в России, а в Америке – сошла бы за гангстерскую или, на худой конец, пародийную в духе чернейшего юмора. Эффект мичуринской операции неожидан: фильм говорит не столько о смычке и общей судьбе, сколько о крахе вчерашних ностальгирований с оттенком стеба. Реальность последних месяцев слишком приблизила нас к советскому прошлому, чтобы оно продолжало вызывать прежние теплые чувства. То же, которое осталось, холодно и цензурным языком трудно формулируемо. Лучше всех его смог бы выразить – если не считать потоптавшей зону Мамы – самый отвязанный и не сходящий с "колес" герой Миронова. Недаром актер и играет в фильме лучше всех.