"ЛЮБОВЬ": ДВА МНЕНИЯ

Газета "Культура"
14.11.1992

Виктор Божович:

"Первая строка дается нам по милости богов. Вторая строка – плод всего нашего опыта, таланта и труда". Эти слова французского поэта Поля Валерии можно перефразировать применительно к нашей теме: первый фильм – это подарок судьбы, второй – дается ценой опыта, усилий, труда...

"Катафалк" для Валерия Тодоровского был подарком судьбы. Эта удача вызвала к молодому режиссеру всеобщий интерес и симпатию. И Валерий Тодоровский (как до него В. Пичул) не вполне осознал опасность такого положения. Он ожидал от судьбы повторных подарков. И ошибся... После удачного и громкого дебюта следующую работу молодого художника всегда ждут с особым пристрастным вниманием. Не обмануть эти повышенные ожидания – очень непросто. Здесь неуместны поспешность, стремление во что бы то ни стало "закрепить успех". Здесь особенно необходимы сосредоточенность, терпение и труд.

В новом фильме молодого Тодоровского огорчает почти неприкрытое желание "попасть в жилу", схватить то, что у всех на уме и на слуху, то, что носится в воздухе. В моде откровенность в изображении сексуальных отношений – давай сюда откровенность, да побольше, навалом! У Пичула в "Маленькой Вере" была одна вызывающе эротическая сцена (кстати, вполне художественно оправданная) – а у меня будет пять! Для чего, неважно... В моде нецензурные слова с экрана – давай их сюда, чуть ли не в каждой фразе! В моде тема еврейской эмиграции (была совсем недавно, сейчас уже нет...) – давай сюда и ее!

И поскольку подается все это скорей-скорей, не выношенное, не пропущенное через душу и сердце, то и возникает прискорбное впечатление небрежности, приблизительности – и в драматургии, и в режиссерских построениях, и в актерском исполнении...

Сопоставление "Любви" и "Катафалка" приводит и еще к одному заключению, касающемуся всей молодой режиссуры. Оказывается, быть новатором легче, чем сделать нормальный фильм в традиционном повествовательном стиле. В первом случае остраненность формы оправдывает (как бы оправдывает!) небрежность, путаницу, нестыковки. И вот начинаются глубокомысленные споры. "Фильм плохо смонтирован" – говорит один. "Нет, что вы! – возражает другой (очень часто сам автор фильма) – это стиль такой, постмодернистский... Поток разорванного сознания... Полисемантичность..."

Во втором случае спрятаться некуда, надо рассказать с экрана "историю". Построить событийную фабулу, создать жизненную среду и эмоциональную атмосферу, проработать психологические мотивировки, соблюсти стилевое и жанровое единство и т.д., и т.п. Короче говоря, надо не рассчитывать на "подарок судьбы", а работать профессионально. Профессионалы, где вы? Ау!

Ирина Мягкова:

Возраст, что ли, подошел, но меня потянуло выяснить, существуют ли проблемы отцов и детей, потянуло к творчеству молодых с целью утвердиться в подозрении, что они такие же, как мы.

Чем больше смотрю спектаклей и фильмов молодых режиссеров, тем чаще случается удивляться их ранней неискренности, идущей когда от неумения в профессии, когда от деловитой приверженности конъюнктуре, рынку.

Нельзя сказать, чтобы авторский фильм Валерия Тодоровского "Любовь" вовсе был чужд конъюнктуре по испробованным коллизиям (где же теперь не уезжают в Израиль, не разбиваются на чужих автомобилях и не постигают принародно таинства любви?!) Однако прощаю ожиданность сценарных ходов и принимаю цитаты из "Я шагаю по Москве", "Дневной красавицы" и других первоисточников. Потому что "Любовь" вызывает доверие, в ней есть искомая искренность, та самая, которая мила. И простота.

Валерий Тодоровский выбирает себе не вполне привычных героев. То-есть, в паре Вадим и Саша составляют достаточно традиционный тандем: один разбитной, удачливый, опытный, амплуа – герой-любовник, другой – простодушный и неловкий, амплуа – простак... Но если такого шустрого сердцееда, как Вадик, уже приходилось видеть, то Саша (главным героем оказывается именно он) не похож ни на элитарного персонажа Соловьева, ни на ироничного интеллектуала Шахназарова, ни на чистого розовского мальчика, ни на деревенского вдумчивого крепыша-самоучку с деревянным чемоданчиком. Не жлоб и не отличник, не остряк-обаяшка и не рабочий парень с гитарой...

Саша принципиально человек из толпы, как все, как большинство. Не приметен ни яркой внешностью, ни блестящими способностями, ни особой культурой, ни умом, ни даже поисками себя и своего места в жизни. Но, применяя цирковую терминологию, он – Рижний, тот, на ком все держится. Испытывая его любовью, Тодоровский зрит не в зеркало, а в корень. И в формуле "Саша любит Машу" пытается мыслить на уровне азбучных, но и вечных истин. Любовь молодых помещена в картине как бы на испытательный стенд, где получает экстремальные нагрузки: Саша – русский, Маша – еврейка, Саша – корявый плод этой земли, его жизненная сила натренирована преодолевать, побеждать и терпеть, Маша – утонченная "девочка на шаре", готовое к отъезду перекати-поле, экзотическая ветка Палестины, девушка с тайной. Обоим дается возможность увидеть другого в самом невыгодном свете и... полюбить его черненьким.

Любовь для Тодоровского – чувство вполне иррациональное, которое он и сам не в состоянии объяснить. Разве что одиночеством, но одиноки все, а выходят из одиночества на разное расстояние: один – на расстояние "игрового секса", как Вадик и Марина, другие – в пределах распорядка дня ( "давай быстренько трахнемся и поспим, а то завтра рано вставать").

В картине Тодоровского мне послышался зов предков ("...и крестьянки чувствовать умеют"), пробивающийся сквозь цинизм и пошлость "технологических" бесед, заставляющих героев рыскать по "хатам" и "тусовкам" в тайной надежде не только на приключение, но и на чудо. И меня подкупает и убеждает именно эта вера в чудо, при том, что знание жизненных и бытовых реалий имеется и продемонстрировано. Оператор Илья Демин и художник Виктор Сафонов показывают Москву серенькой под снегом, со скучными облупленными стенами, стандартными квартирами со множеством закрытых дверей. И чудо возникает сначала из прозаической картонной коробки: Саша приносит Маше огромные солнечные груши среди зимы. Едва ли такие бывают, но они есть. Так и с любовью. Она прорывается через заплеванные коридоры в чисто убранную залу с сияющей елкой...