Две недели зрителей пугали ужасами сталинского режима, но никто не испугался

Мы уже не раз становились свидетелем того, как громко разрекламированные телевизионные новинки с треском проваливались. Так случилось с новой экранизацией "Золотого теленка". Так случилось и с творением режиссера Глеба Панфилова, экранизировавшего роман Александра Солженицына "В круге первом".

Если историю с "Золотым теленком" еще хоть как-то можно оправдать тем, что снимать его взялся неопытный режиссер, то провал работы Панфилова объяснить очень трудно. Ведь это тот самый мастер, который с блеском экранизировал произведения Максима Горького и оставил заметный след в истории нашего киноискусства.

Что же так подвело маститого режиссера?

Скорее всего, Глеб Панфилов попал под влияние авторитета Солженицына, взявшегося не только консультировать, но и писать сценарий для фильма. Я лично не знаю, почему Панфилов так боготворит Солженицына. Уже давно многим стало ясно, что Александр Исаевич является не столько писателем, сколько ярким публицистом. В стиле публицистики написаны почти все его произведения, где есть много умных философских рассуждений, метких и тонких замечаний по различным проблемам жизни общества, но практически отсутствуют литературные приемы, мастерски выписанные персонажи, цельные, захватывающие внимание сюжеты.

Все эти минусы солженицынского творчества в немалой степени отразилось и в панфиловском фильме.

"Шарашка" – наш дом родной

Прежде всего бросаются в глаза слабая режиссура сериала и разорванная на куски его сюжетная линия. Эти куски практически ничем не связаны между собой и больше смахивают на кинонаброски к разным фильмам, объединенным только общей исторической эпохой. Панфилов почему-то не стал создавать на основе литературного произведения самостоятельного фильма, как это обычно делают мастера кино, а почти механически перенес роман Солженицына на экран. И в итоге получилась настоящая кинокаша, в которой нет ответа на главный вопрос – а что, собственно, этим фильмом нам хотели сказать его авторы?

Заклеймить в очередной раз сталинские репрессии? Но герои фильма, узники знаменитой марфинской "шарашки" – арестованные за "политику" и собранные вместе для научной работы ученые и инженеры, – не очень смахивают на вызывающие сочувствие жертвы режима.

Да, они лишены свободы. Но зато, в отличие от большинства своих свободных соотечественников тяжелого послевоенного времени, не голодают, их физиономии лоснятся от сытости. Им предоставлены хорошие условия для работы, вплоть до поощрения мелких любовных интрижек с работающими рядом вольными сотрудницами. Даже авторский голос самого Солженицына по ходу фильма поясняет, что эти "шарашки" были, в общем-то, оригинальным изобретением власти. Ведь попробуйте в обычном научном учреждении собрать вместе хотя бы двух выдающихся ученых: тут же вместо нормальной творческой работы начнутся склоки, борьба за фонды, штаты, премии и т.д. И один ученый, скорее, менее талантливый, но более упертый, непременно "сожрет" другого. А вот в "шарашках" два талантливых ученых узника могут плодотворно трудиться и решить в течение года такие проблемы, которые в обычных условиях из-за взаимных склок решаются десятилетиями.

Согласитесь, это меткое замечание Солженицына очень верно характеризует некоторые стороны нашей интеллигенции, зачастую умеющей творчески работать лишь под жестким присмотром государства. Но тогда получается, что "шарашка" была в чем-то даже благом для этих людей?

А может, автор хотел показать богатый духовный мир этих узников, не растерявших своих нравственных ценностей даже после ареста? Но картинки, иллюстрирующие их духовный мир, больше представлены нудными монологами и диалогами о преступности правящего режима, о соответствии учения марксизма сталинским деяниям и о прочих далеких от реальной жизни философских вещах. За такими "публицистическими" рассуждениями ну никак не проглядываются человеческие черты этих "мыслителей"!

Мало того, эти высокие мысли начинают блекнуть, когда узники вынуждены совершать поступки на деле, а не на словах. Поступки эти выглядят очень странными. Один из "мыслителей", зная, что его семья подвергается на воле преследованиям, не хочет давать своей супруге развода, выдавая себя с головой как законченного эгоиста. А главный герой фильма – Глеб Нержин (актер Евгений Миронов, прототип самого Солженицына, отбывавшего в 40-е годы срок в точно такой же "шарашке") – ради личных абсолютно непонятных идей гордо отвергает предложение начальства стать разработчиком одного технического новшества, которое сулит не только ему, но и его жене, также вынужденной быть изгоем в обществе, совсем другую жизнь. Складывается ощущение, что ему предложили не научно-техническую работу по специальности, а участие в некой неблаговидной идеологической кампании против "врагов народа". В чем же тогда выражается идейный протест этого человека?

Словом, Нержина авторы поставили в явно неловкое положение, изобразив его даже не стойким противником режима, а просто не совсем умным человеком. То же самое можно сказать и о прочих узниках "шарашки".

Не Сталин, а клоун какой-то

Просматривается и другой существенный недостаток фильма – слишком одноцветное отношение к рассматриваемому периоду истории. Оно было бы оправданным где-нибудь в 60-80-е годы, когда о сталинском времени мы больше знали из слухов и сплетен, чем из исторических документов. ... Даже историк Борис Соколов, который всегда считался ярым противником Сталина, написал по поводу роли Кваши: "Слишком его персонаж карикатурен и нелеп... Не могли такого Сталина всерьез бояться ни его палачи-подчиненные, ни Европа, ни весь остальной мир"...

А теперь непосредственно о самом виновнике "сталинского гнева". Высокопоставленный советский дипломат Иннокентий Володин (актер Дмитрий Певцов), живший, как видно из кино, настоящим барином: отдельная квартира в центре Москвы, персональное авто, поездки за границу и прочие блага жизни высокопоставленной номенклатуры, недоступные простому советскому человеку... Почему же он пошел на предательство?

Оказывается, по "идейным соображениям". Ему, видите ли, не нравится власть коммунистической партии, его постоянно подзуживает родной дядя, старый антисоветчик, считающий, что коммунистам ну никак нельзя обладать атомной бомбой, иначе "миру конец". Володин по случаю и Герцена припоминает, который-де считал, что любовь к Родине вовсе не обязательно должна распространяться на правительство. А когда о проступке Володина узнает главный герой фильма Нержин, то и он ищет для предателя оправдания. Мол, может, у дипломата не было другого способа для выражения своего отношения к режиму...

Авторы фильма таким образом подводят нас к мысли о том, что понятие патриотизма не может быть однозначным и что никакой измены "преступному государству" просто быть не может.

Предатель, он и в Африке предатель

На все эти доводы авторов фильма так и хочется сказать словами великого Станиславского: "Не верю!"

Во-первых, предательство – оно и есть предательство, какими бы высокими материями оно не прикрывалось. И нечего здесь Герцена впутывать – великий русский мыслитель, говоря о своей оппозиции правительству, не имел в виду гнусной антигосударственной измены.

Во-вторых, Панфилов и Солженицын должны бы знать, что создание советской атомной бомбы позволило предотвратить глобальную ядерную катастрофу. Поскольку именно американцы, а не коммунисты в конце 40-х годов готовились к атомной войне, используя свое монопольное обладание таким видом оружия (об этом сегодня опубликованы десятки документов). Советская бомба резко охладила воинственный пыл США и не позволила развязать Третью мировую войну.

На этом фоне поступок Володина, пытающегося провалить советскую атомную программу, выглядит особенно омерзительным – фактически он способствовал ядерному нападению на собственную страну. А оправдание Володина со стороны авторов фильма выглядит рассчитанным на очень уж наивную публику...

Предателя вычислили по прибору анализа голосовых звуков, который, по заказу контрразведки, был создан инженерами той самой марфинской "шарашки". О настоящей подноготной этой истории поведал в своих мемуарах инженер Лев Копелев, сидевший с Солженицыным (в романе он выведен под именем Льва Рубина). ...

Скорее всего, сей номенклатурный дипломат желал просто-напросто "дернуть" из неуютного Советского Союза на сытый благополучный Запад. Но чтобы выглядеть перед своими будущими хозяевами благопристойно, решил перед побегом "набить себе цену". Поступок этот, надо сказать, заурядный, так всегда поступали многие предатели, бежавшие на Запад.

Почему Солженицын и Панфилов решили обосновать поступки предателя некими "идейными метаниями", остается неясным. Никаких идейных метаний этого человека я в фильме не увидел. Любопытно, что, по воспоминаниям Копелева, реальный Солженицын, в отличие от литературно-киношного Нержина, разделял презрительное отношение к предателю и принимал деятельное участие в создании прибора анализа голосовых звуков для разоблачения этого человека.

Возникает закономерный вопрос – когда же Солженицын кривил душой: в "шарашке" или когда писал свой антисталинский роман? Впрочем, вряд ли сам Александр Исаевич сегодня ответит на этот вопрос. Подобных несуразностей, нестыковок и явных противоречий полно в его произведении. Причем как в литературном, так и в телевизионном варианте романа.