ПОД ЗАКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ

Газета "Волжская коммуна"
17.02.2006
Алексей Солоницын

Роман Александра Солженицына "В круге первом " на телеэкране

"Не забывай, что мы живем под закрытым забралом. Всю жизнь – под закрытым забралом! Нас вынудили. А люди – сложней, чем нам рисуют в романах. Писатели стараются нам объяснить людей до конца – а в жизни мы никогда до конца не узнаем."
А. Солженицын, "В круге первом"

Рыцари "шарашки"


Текст, взятый в эпиграф этих заметок, произносит Дмитрий Сологдин – один из главных героев романа. Сразу скажу, что и в романе, и на экране это едва ли не самый удачный художественный образ. И недаром Солженицын, когда его спросили о героях сериала, сказал, что "Митя удивительно похож, даже ходит точно так, как тот, кто сидел со мною в "шарашке".

Именно Дмитрий говорит о рыцарстве, о нравственном идеале человечества – Христе, без которого людям просто не выжить. Именно он является оппонентом и Глебу Нержину, главному герою романа, и антиподу своему – Льву Рубину, который и в тюрьмах, и в лагерях, и здесь, "в круге первом", который описывает Александр Исаевич, остается "несгибаемым коммунистом".

Образ "закрытого забрала" не однозначен. Забрало рыцарь опускает во время поединка. Но солженицынские рыцари закрывают свое лицо, а точнее, свое "я" изо дня в день, ибо живут они в атмосфере ложного пафоса, лжи, предательства, немедленного наказания за инакомыслие. Но рядом живут и работают, любят, занимаются творчеством тысячи людей, которые ничего этого не знают. И вот им-то, а иногда и друг другу герои Солженицына говорят правду – и тогда забрало на какое-то короткое время приподнимается, открывая лицо рыцаря.

Обо всем этом сразу же необходимо сказать, потому что споры – иногда яростные, доходящие почти до истерики – главный нерв романа, его идейная суть, его сила. Это своеобразные рыцарские турниры на современный лад. В "шарашке", какой является тюремный научно-исследовательский институт, создается не только шифратор, предназначенный для того, чтобы определить голоса всех врагов социализма. Здесь, когда ученые мужи пилят дрова, укладываются спать на койки, стоящие в два яруса, или когда им удается – вопреки всему! – сойтись за дружеским столом, ведутся споры о человеке и человечестве, о Родине, о путях, по которым ей идти. Создается художественная модель и России, и мира, в котором выпало жить людям поколения Солженицына.

В этом сила романа, который нисколько не устарел, а наоборот – стал еще более актуален. И появление на экране телесериала по этому роману, конечно же, событие неординарное, несмотря на то, что перевод литературного текста на язык кино, как обычно, оказался с художественными огрехами, прежде всего потому, что именно длинные разговоры труднее всего поддаются экранному воплощению, способному держать внимание зрителя.

Глеб Панфилов и его команда

Глеб Анатольевич Панфилов – "социальный режиссер", о чем он заявил с первой же картины. Это была короткометражка на Свердловском телевидении "Дело Курта Кляузевица", в которой главную и первую роль в кино сыграл молодой артист Свердловского театра драмы Анатолий Солоницын. Дружба их продолжались и на фильме "В огне брода нет", где впервые раскрылся талант Инны Чуриковой, ставшей и музой, и женой режиссера.

Глеб Панфилов фильмами своими утверждал идеи социализма ("Начало", "Прошу слова") – социализма творческого, живого, в который тогда многие из нас искренне верили. Но когда страна и мир узнали о лагерном закулисье, режиссер, именно в то время прочитавший "В круге первом", ищет пути в истоках революции, прошлом Родины, обращаясь к творчеству Горького ("Васса Железнова", "Мать"). Свои убеждения приходится ломать, ноги разъезжаются, и потому провальным получается фильм о царственных мучениках. Но вот опять вспоминается Солженицын, который понял и принял режиссера, согласившись прочесть авторский текст за кадром – это сразу придало фильму и глубину, и достоверность почти документальную.

Исполнитель роли Глеба Нержина Евгений Миронов сегодня артист первой величины, что он доказал, сыграв князя Мышкина и еще целый ряд ролей в фильмах лучших современных режиссеров. Но и Миронов признался, что сыграть Нержина ему было очень трудно – не за что было "зацепиться", характер в романе выписан слишком однолинейно, положительно. Оттого и в сериале не столько Нержин держит наше внимание, сколько другие персонажи. Критика много писала о Р. Мадянове, исполнителе роли Абакумова, не обошли вниманием и Г. Тюнину, которую зритель запомнил по "Дневному дозору". Но дело вовсе не в этом. Режиссеру удалось создать такой актерский ансамбль, который и передает атмосферу "шарашки", атмосферу времени. Внимание к поведению актеров, бытовым деталям, костюмам, интерьерам – вот что главное в сериале, вот чем "взял" зрителя Панфилов.

Однако на этом правдивом, психологически достоверном фоне карикатурно выглядит Сталин. Персонаж И. Кваши – в ряду тех "сталиных" ("Московская сага", "Дети Арбата"), когда авторы стремятся показать злодея, тирана и жестокосердного убийцу. Но ведь давно известно (и по Станиславскому), что чем больше найдет актер положительного в злодее, тем ярче оттенится его злодейство (вспомним Ричарда Третьего Шекспира и исполнителей этой роли, в том числе и нашего Николая Засухина).

Нет пока ни писателя, ни режиссера, ни актера, которые бы смогли создать образ Сталина таким, каким он был на самом деле. "Мало кто мог выдержать взгляд Сталина", – пишет в своих "Воспоминаниях" маршал Жуков. А Черчиль с удивлением и прямотой, свойственной ему, пишет, что Сталин приходил в Ялте на совещания, опаздывая на две минуты, "и я, зная это, я, лорд, представитель Великобритании, вставал каждый раз при его появлении, хотя заранее настраивал себя на то, чтобы не вставать".

Круги ада

Самая большая сложность, на мой взгляд, перед режиссером-постановщиком состояла в том, чтобы придать тем диалогам, спорам, какие идут в "шарашке", естественность и правдивость. Когда читаешь роман, эти споры захватывают – в особенности сражения Сологдина с Рубиным. Думаю, это лучшие страницы романа. Сологдин – христианин, хотя и не совсем православный, есть у него некая "каша" в понимании Христовых истин. И все же он говорит Нержину: "Только те, кто хотят погубить христианство, только те понуждают его стать верованием кастратов. Но христианство – это вера сильных духом. Мы должны иметь мужество видеть зло мира и искоренять его. Погоди, придешь к Богу и ты".

А вот рыцарский турнир Сологдина с "кремневым коммунистом" Львом Рубиным. Вот они спорят, оправдывает ли цель средства к ее достижению. "Ты запомни, – говорит Сологдин, – чем выше цель, тем выше должны быть и средства. Вероломные средства уничтожают и саму цель!" "Чьи это – вероломные? – возмущается Рубин. – Может быть, ты отрицаешь средства революционные?" – "Да разве у вас революция? У вас одно злодейство, кровь с топора! Кто бы взялся составить список убитых и расстрелянных? Мир бы ужаснулся!"

Разве этот спор утих, разве не так сегодня спорят до хрипоты, даже до драк в парламентах противники и сторонники "коммунистических идеалов"?

После этого спора Рубин едва не умирает от ярости, в нем клокочущей. И он решает "скорее найти шифратор, который поможет найти врага, анонима-негодяя, спасти атомную бомбу для революции".

Звонок в американское посольство последовал от Иннокентия Володина (Д. Певцов в сериале), преуспевающего советского дипломата. Иннокентий потому позвонил американцам, чтобы упредить передачу секрета атомной бомбы советским разведчикам. Ибо он думает, что в руках коммунистов бомба может стать тем оружием, которое уничтожит сотни тысяч людей. Он объясняет сестре своей жены Кларе, начертив на земле круг: "Вот видишь – круг? Это – Отечество. Это – первый круг. А вот второй, – он захватил шире. – Это человечество. И кажется, что первый входит во второй? Нич-чего подобного! Тут заборы предрассудков. Тут даже колючая проволока с пулеметами. Тут ни телом, ни сердцем почти нельзя прорваться. И выходит, что никакого человечества нет. А только отечества, отечества, отечества, и разные у всех..."

Так что "круг первый" – это не только первый круг Дантова ада, как пишет большинство критиков. Это еще и разъединенность людей, сверхсекретные оружия, которые они воруют друг у друга, ненависть, вражда, борьба за мировое господство. Вот они, современные солженицынские круги ада. Вот они, все новые и новые противостояния – сегодня они возникли опять.

По Данте, его "Божественной комедии" – Девятые круги ада, самые последние перед пастью Люцифера – это круги предательства: родных, Родины и единомышленников, друзей и справедливости, благодетелей. И последняя степень предательства, последний пояс девятого круга ада – "предательство величества Божеского и человеческого" (предательство Иуды). И хотя роман у Солженицына называется "В круге первом", писатель показывает нам, куда ведут иные круги ада – вплоть до последнего. ...