"В КРУГЕ ПЕРВОМ" – НА ГРАНИЦЕ БЕЗЫСХОДНОСТИ

nashfilm.ru
Влада Гриневски

"Я не читал, но протестую..." – такой оценки во времена сталинских репрессий удостаивалось любое произведение Солженицына. Еще бы! Протестовать было легче всего (не против власти, конечно же). Высказавшись ЗА что-то, человек мог запросто стать жертвой доноса. А доносили все и на всех: подчиненные доносили на своих начальников, а затем сами становились объектом клеветы, соседи писали кляузы на соседей, даже родственники строчили доносы на своих матерей и отцов, братьев и сестер, на детей и племянников.

Страшные люди на черном воронке приезжали среди ночи, и человек растворялся. Его могли расстрелять без суда и следствия, могли отправить в лагеря, в лучшем случае он мог стать "посетителем" шарашки... Роман Солженицына "В круге первом", легший в основу одноименного многосерийного фильма, рассказывает как раз об этом времени. И о такой вот шарашке.

Название неслучайно. В "Божественной комедии" Данте первый круг ада считался привилегированным местом. Точно так же и шарашки были местом по лагерным меркам уютным и теплым: чистая одежда, сносное питание, интеллектуальная работа вместе тяжкого физического труда. Позволялись даже редкие свидания с родственниками. Хотя действо это больше напоминало какой-то фантасмагоричный фарс, блестяще реализованный в фильме. Надсмотрщик, стандартные фразы ("У меня все хорошо, я не в чем не нуждаюсь"), невозможность даже прикоснуться к любимому существу и полное ощущение беспомощности...

Этот фильм, собравший массу замечательных актеров: Евгения Миронова, Дмитрия Певцова, Инну Чурикову, Ольгу Дроздову и многих других, стал не то мрачным гимном, не то эпитафией тому времени. Снятый в блеклых красках, в тусклых, приглушенных тонах, "В круге первом" отразил само ощущение начала 50-х годов. Глебу Панфилову удалось передать не только энергетику романа, но и саму атмосферу тех лет: всю безысходность, ужас перед чем-то большим и неясным, что зовется властью, страх перед надсмотрщиками, которые, кажется, повсюду...

Но при этом главный герой – Нержин (Евгений Миронов) – умудряется в таких условиях не просто существовать. Он в чем-то повторил подвиг декабристов. Его точно так же задавила система, смела железная воля Советского Союза. Вначале, как неугодный власти, он оказывается в шарашке, а затем идет по этапу дальше – в лагеря, к лишениям и смерти. Но герой Миронова в таких диких условиях постоянной слежки и наушничества умудряется вырасти духовно, преодолеть в себе нечто, не позволявшее другим поднять головы.

В этом свете интересен образ его товарища – Рубина. В книге он представлен как личность, метущаяся между трагизмом и своей внутренней пустотой. В нем не происходит никакого дальнейшего развития. Даже его внутренние убеждения о несправедливости вынесенного ему приговора наивны и, в сущности, никому не нужны. Как и он сам. Но при этом Рубин тяготится этим, страдает и мучается. И режиссер сумел ухватить эту двуликость образа и мастерски отразить в картине.

У Панфилова вообще много чего получилось. Например, раскрытие образа Иннокентия Володина (Дмитрий Певцов). По сути, он предатель. По человеческим меркам – несчастный человек, получивший за свою неосторожность и желание не допустить катастрофы "по заслугам". Володин неоднозначен. Так его и воспринимаешь. Ужас, страх, но при этом непоколебимая решимость действовать до конца... Главное, что конец-то этот такой же ненужный, как и все прочее.

Заключенные шарашки вычисляют Володина. У них есть самый мощный "стимул" – обмен. Иллюзия жизни на жизнь настающую. Несвобода на такую же несвободу, но по другую сторону решетки. И еще неизвестно, что из этого честнее. Заключение, где человек точно знает, кто начальник, а кто – такой же несчастный без прав и без имени; или же свободный мир, где предателем может оказаться самый близкий. И вот именно эту раздвоенность ощущений, страх и ужас, неуверенность даже в себе самом удалось воссоздать "В круге первом"...