СССР, 1957. В северном приграничном городке встречаются двое молодых людей, приезжий Герман (Евгений Цыганов) и местный по кличке Конек (Евгений Миронов). Герой Миронова работает поваром в ресторане. Герман зарабатывает на жизнь монтажником-высотником в морском порту. Он недавно приехал в город, держится особняком и не спешит завязывать дружеские отношения. Однако ощетинившийся, закрытый Герман уступает напору открытого и активного Конька, настойчиво предлагающего свою дружбу.

В один из вечеров, полгода спустя после знакомства, Герман рассказывает о том, что отбывал срок в казахстанском Кустанае за драку, и утверждает, что истинной причиной заключения послужило развитое чувство юмора. "Слишком часто шутил", – с горькой улыбкой произносит Герман. В лагере он познакомился с политзаключенным, благодаря которому у Германа "открылись глаза". С тех пор он одержим идеей покинуть Советский Союз. Движимый своей мечтой, герой Евгения Цыганова совершает изнурительные заплывы в ледяное море, изучает языки и тренирует боксерские навыки. На стене в его комнате висит карта СССР с обозначенными государственными границами, а на полке стоит контрабандный транзистор. Диковинный прибор говорит голосами англоязычных дикторов, на разные лады склоняющих слово "totalitarian" (тоталитарный).

Создатели фильма не утруждают себя объяснениями по поводу того, почему Герман с упорством, достойным лучшего применения, стремиться сбежать из страны. Причины неприятия советской реальности остаются за кадром. "Открылись глаза" и только. Можно предположить, что для авторов мотивы героя являются неким общим местом, само собой разумеющимся и не требующим объяснений. Таким образом, эта точка в сюжетной линии раскрывает тот идеологический консенсус, в поле которого действовали авторы фильма и в котором, по их задумке, должен существовать зритель. Для этого взгляда Советский Союз – империя зла, населенная симпатичными, но беспомощными и наивными людьми, и вероломными соглядатаями, приставленными ко всем и каждому всесильными партией и спецслужбами.

Время железного занавеса, холодной войны и диктата Коммунистической партии знаменует собой общество тотальной несвободы. Вырваться за его пределы – вот естественное желание человека. Таково неявное послание, прочитываемое почти в каждом кадре фильма, авторы которого благодарно применяют примитивные штампы антисоветской пропаганды времен холодной войны и антикоммунистические мифы перестройки. В результате применения такого рода эффектов в числе пострадавших оказывается, прежде всего, художественная убедительность фильма, усердно напичканного всевозможными кинематографическими клише.

В одной из сцен герои идут сквозь непрерывный поток людей у заводской проходной. Рабочие, мужчины и женщины, молодые и пожилые, проходят мимо объектива камеры, создается впечатление, что у этой человеческой реки нет ни начала, ни конца. Герман и Конек пытаются докричаться друг до друга, но этому мешает разделяющая их однородная человеческая масса. В этом эпизоде герои словно противостоят растворению и подавлению, которые призвана символизировать тяжело бредущая толпа.

Единственную альтернативу, оставшуюся для "мыслящего человека", его мечту и точку, в которой сходятся устремления и планы, воплощает светящийся яркими огнями "Lake Michigan", судно, прибывшее из-за далеких и недостижимых пределов "свободного мира". Недостижимых, потому что Герман гибнет в смертельном заплыве к уходящему за горизонт кораблю. Надо сказать, что общую картину органично дополняют неубедительные диалоги и маловразумительный сюжет, авторство на которые принадлежит сценаристу Александру Миндадзе.

Не случайно обращение создателей "Космоса..." к периоду истории Советской России, в который укладывается сюжетная линия фильма. Это временной промежуток между запуском первого спутника в 1957 по 1961, когда Советскому Союзу удалось вывести на орбиту космический корабль. Сложившаяся к 2005 в России ситуация требует оправдания, но, не находя его в настоящем, обращается к прошлому в поисках корней и источников легитимности. Православие и народность, то немногое в государственной идеологии Российской Империи, что удалось приспособить для нужд капиталистической современности, уже давно переработано массмедиа и культурным официозом. Правящему классу и обслуживающим их интеллектуалам необходимы новые элементы в кое-как скроенном и уже обветшавшем здании идеологии "новой России".

По этой причине, переработке и утилизации подлежит только то, что укладывается в русло действующих представлений и мифов. Критерии, в соответствии с которыми осуществляются выбор мифов о советской истории, подлежащих повторной реанимации, характеризуют социальный заказ, явный или неявный, вызвавший к жизни кино под названием "Космос как предчувствие". Какие элементы советской реальности, а точнее, советского мифа о реальности, востребованы современными инженерами общественного сознания? Полет человека в космос, ожидание светлого будущего и стремление к свободе – таков нехитрый набор штампов, избранных для манипуляции зрителем.

Характерно, что герои фильма обладают тем качеством, которого лишены современные жители России. Светлое искреннее ожидание лучшего будущего, которое на протяжении всего фильма усердно демонстрирует герой Евгения Миронова и, в меньшей степени, его друзья, сегодня выглядит анахронизмом. Между тем социальный оптимизм востребован современным российским государством, нуждающимся в лояльных гражданах. Бодрые солдаты, веселые рабочие и оптимистичные учителя, – чиновникам и коммерсантам необходим податливый материал. Однако эйфория начала 90-х, рожденная ожиданием рыночного процветания и демократии, давно позади. Тогда как нынешним гражданам больше свойственно отчаяние, и они с трудом представляют себе лучшее будущее для себя и своих детей.

Могло ли удасться правдивое воссоздание исторического времени в кино, запрограммированном на столь грубый пропагандистский эффект? Можно предположить, что это возможно. Хотя фильму Алексея Учителя "Космос как предчувствие" это не удалось.