Летом прошлого года, едва закончился показ фильма, стало очевидно, что роман Федора Михайловича Достоевского "Идиот" спустя 135 лет после написания стал национальным бестселлером. Читательский эффект, достигнутый экранизацией, перекрыл совокупные усилия гуманитарных лицеев и филологических факультетов, специальных исследований и научных конференций.

Я радостно вспоминаю заголовки в нашей насмешливой прессе: "В России началась идиотомания"; ""Идиот" приходит в каждый дом"; "Страна заболела Достоевским". По поводу того, что "Достоевский теснит попсу", ликовали даже самые, казалось, безнадежные наши газеты. Фильм воспринимался как радость победы – будто мы отстояли родное Отечество и теперь, вместе с Музой экранизаций, очищенной и возрожденной, вернулись домой на коне и со щитом.

Главной сенсацией действительно стали зрители. За десять вечеров они сбросили с себя, как дурной сон, годы сидения на игле "мыльных опер" и боевиков. Оказалось, что они жаждут серьезного кино, испытывают ностальгию по отечественной классике и ее возвращение принимают на ура.

Впервые за многие годы у зрителей возникла потребность писать; поток писем в редакции газет не иссякал и месяцы спустя. Писали о Мышкине как национальном типе, о будущем российского кинематографа, за который теперь не страшно, о гордости за Достоевского, за русскую литературу и за Россию. Обо всем том, о чем писать и говорить уже давно не принято.

Впервые в обсуждении фильма тон задавали не критики, а зрители. По сути дела, состоялся стихийный народный референдум – на тему о том, что же это такое – экранизация великого русского романа. К неоспоримым достоинствам фильма относили его реалистичность, сдержанную и строгую манеру актерской игры. Выяснилось, что классический кинематограф может быть по-настоящему успешным и не нуждается в трюкачестве и клиповом мельтешении. Что нервное, напряженное действие, длинные, почти театральные диалоги, непривычный старинный слог дают забытое, но восхитительное удовольствие подлинности.

Так был разрушен ложный стереотип современного сознания, будто искусство Достоевского – это достояние немногих интеллектуалов, знатоков и специалистов. Но Достоевский адресовал свои романы тем самым людям, кто читал выпуски его "Дневника писателя": учителям, студентам, русской провинции. Он рассчитывал на читателя, который споры о вечности воспримет через злобу дня. А значит, первым делом задумается над сюжетом и судьбами героев – в том самом чистом пушкинском ключе: "над вымыслом слезами обольюсь". Фильм и прозвучал так, будто роман написан только что и надо безотлагательно, немедленно узнать, чем же закончилась вся эта поразительная история.

Но ведь и по самому высокому счету, главный нерв романа – это вопрос о Мышкине. Кто он, этот "последний в своем роде" князь? Зачем приехал в Россию? Почему так сложилась его судьба?

Вопросы простодушного зрителя сомкнулись с глубинной философией романа. Достоевский мечтал, что когда-нибудь простолюдину "окажут доверие", позовут его и спросят о самом важном. Тогда он придет и скажет, и мы узнаем, наконец, настоящую правду. "Утопическая мечта вне науки" – так это называлось у Достоевского.

Экранизация "Идиота" обратилась к самому массовому зрителю и на пронзительном языке Достоевского, по каналу государственного телевидения, в удобное вечернее время, когда смотрят новости или футбол, разговаривала с ним о Христе, о России, о трагедии добра в нашем мире. Оказалось, что этот язык понятен без словаря и без переводчика.

Но понять роман "Идиот" – это значит ответить на вопрос, какова участь человека, который ценит не власть и славу, а справедливость и истину. Почему тот, кто честнее, благороднее, добрее, умнее всех, бессилен помочь тем, кто в него поверил? Почему писатель наделил своего "положительно прекрасного" героя не силой и не волей, а целомудрием, кротостью, детской добротой? Ведь если Мышкин, христоподобный герой, был призван восстановить хоть одну пропащую душу и возродить поруганную красоту, но сделать этого не сумел, значит, под удар поставлена сама идея спасительной христианской любви.

Князь Мышкин – Евгений Миронов всем сердцем чувствовал этот трагический круг. Он не играл Мышкина, а существовал как Мышкин, по законам его неведомой природы. Кажется, будто он реально, в высшем смысле, прикоснулся к твоей собственной жизни и оставил в ней неизгладимый след. К этому князю Мышкину не привыкаешь постепенно, этого князя Мышкина узнаешь с первой секунды и принимаешь в свое сердце навсегда.

Может быть, потому и удалась Евгению Миронову его невозможно сложная роль, что он чувствует роковую слабость своего героя, который так и не смог стать сильнее страданий. Князь Мышкин Евгения Миронова – это мощнейший магнит, к которому примагничивается чужая боль, и он заражается ею как смертельной болезнью. Он надеялся, что сможет рассеять мрак этого мира, обуздать хаос, прогнать демонов зла и небытия. Он мечтал, чтобы родные люди ясно читали в сердцах друг друга, чтобы не было сомнений в любви и отречений в дружбе. Но мир, говорящий на языке зависти и ревности, ломает и выталкивает на обочину ужаса самого прекрасного, самого хрупкого своего гостя.

Как же определить генеральный принцип картины и ее несомненную, на наш взгляд, удачу? Это принцип – доверие слову. Владимир Бортко не стал ИСПОЛЬЗОВАТЬ Достоевского как выгодную торговую марку или материал для опытов. Своей режиссерской интуицией он поверил в самоценность и колоссальную сценическую мощь СЛОВА Достоевского. И СЛОВО это благодарно ожило в работах артистов, определило нравственный и художественный климат картины. Был создан внутренне цельный кинематографический эквивалент многослойному роману. Конечно, весь Достоевский не может уместиться ни в каком сериальном формате; но в неисчерпаемом тексте был точно найден центральный смысл и сохранен дух великого писателя.

В одном из своих интервью Владимир Бортко сказал: "Ни в коем случае нельзя воспринимать наш фильм как "перевод книги на картинку". Это совершенно разные вещи. И если после просмотра скажут: я это уже читал, я расстроюсь".

К счастью, расстраиваться не пришлось: после просмотра фильма огромное число зрителей сказали себе: "Я хочу знать об этом все".

Такова победительная миссия этой вдохновенной картины. Артисты, работавшие в "Идиоте", что бы они еще ни сыграли в будущем, более не нуждаются в других именах и званиях. Для нынешнего поколения читателей и зрителей они навсегда останутся: князем Мышкиным, Настасьей Филипповной, Аглаей, Парфеном Рогожиным, генеральшей Епанчиной, генералом Иволгиным, Ганечкой, Лебедевым, Келлером, Радомским. И все мы вместе будем вечными пленниками этого бесподобного магического театра.

В факте грандиозного успеха экранизации Достоевского жюри литературной премии Александра Солженицына горячо приветствует отвагу продюсера, творческое дерзновение режиссера, высокое вдохновение актеров, а также добротную, грамотную акцию государственного российского телевидения по возвращению русской классике ее попранных прав.