О ДОСТОЕВСКОМ, ХОТИНЕНКО И ГУМАНИТАРНЫХ ТЕХНОЛОГИЯХ

ruskline.ru
08.06.2011
Капитолина Кокшенева

Отец Александр Шумский, размышляя о культуре, всегда занимает позицию Церкви воинствующей: "Да-да. Нет-нет" ("Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого"). И это понятно – перед нами позиция священника, от которого в наше время всяческих диффузий и "взаимных проникновений" ждут все же определенного понимания и точной оценки. ... И нет никакого сомнения в том, что оценки фильму "Достоевский", данные священником, справедливы по существу.

И все же... я полагаю несправедливым так демонизировать Владимира Хотиненко, причисляя его к русофобам и врагам христиан.

Смею считать себя профессионалом в вопросах культуры (театральное образование и двадцатилетняя филологическая выучка дают мне некоторое право рассуждать). Именно Владимир Хотиненко снял фильм "Поп", и у нас нет никаких оснований считать, что и тогда он был сугубо неискренен, как и автор сценария Александр Сегень (один из номинантов на недавнюю Патриаршую премию по культуре). ... Не будем казнить Владимира Хотиненко, а постараемся увидеть нечто важное в опыте его категорического провала.

Во-первых, дорогие братья и сестры, не будем забывать, что в современное кино уже давно никакой частный бизнес лично денег не вкладывает, и у режиссера нет иного пути, кроме как брать деньги телеканалов или бюджета. Поэтому упрекать Хотиненко (а работать-то хочется! ну, как не работать творческому человеку!?) в том, что он берет деньги у заказчика и ставит хорошее или плохое кино (как в случае с "Достоевским") можно бесконечно, но все это страшно неплодотворно. Тут важно другое, что даже Хотиненко, входящий в обойму известных мастеров (так сказать, "людей с рейтингом"), не смог справиться с той машиной, которую мы назовем гуманитарной технологией декультурации и дезориентации наших сограждан. Но мы ведь не знаем – может быть, Владимир Хотиненко был так самоуверен, что мечтал эту "машину" обмануть?

...Не было никакого сомнения в том, что Достоевского мы увидим именно таким: гламурно-сладострастным. Сразу тут скажу, что зря о. Александр ждал от актера Е. Миронова успеха. Актеры – народ непринципиальный, и нет такого актера, кто отказался бы от заглавной роли в кино, даже если бы сомневался, что сыграет толково. Нет у них способности к такой самооценке. Во-вторых, играть героя Достоевского или самого Достоевского – принципиально разные задачи. Для Достоевского у Миронова сильно не достает той подлинной мужской силы и мужественности, что позволила пройти сквозь каторгу и соблазн революцией самому писателю.

Владимир Хотиненко (волей или неволей?) пошел вслед за теми, кто уже давно и упорно занимается "реабилитацией человеческого тела" в современной культуре. И эта самая "реабилитация человеческого тела" протекает почти по тем же законам, что нынешняя "десталинизация" нашего сознания. И та, и другая приводят к оголению человека: к исчезновению его памяти о победе, а значит – к его беспомощности исторической и бессилию в проектировании будущего; к уничтожению совести и стыда, а значит – к его нравственному бесплодию, к потере культурной воли. И та, и другая "программы" культивируют сиюминутное, то-есть культ чувственных удовольствий и исторической необремененности. А это значит, что мы не можем (и не сможем!) мобилизоваться для решения долгосрочных проектов и стратегических интересов, ведь у нас всеми силами "подкапывается корень" – подрываются ценностные основания жертвенности и ответственности. Мы "проедаем время", а не проживаем его. Эмансипирование чувственности, преобладание в культуре "чувственного реванша" – это серьезнейшая и большая ставка в мировой глобальной игре (как и "десталинизация"). Увы, хотел этого Хотиненко или нет (а я все же думаю, что специально-то не хотел), но и он стал соучастником этого процесса, и очень было бы желательно, чтобы он все-таки осознал, на чью мельницу воду лил. Я заведую кафедрой и преподаю в ВУЗе, и могу ответственно сказать: увы, 89 % студентов уже только такого, хотиненковского, Достоевского и могут нынче понять. ...

Все мы знаем: никакого отвращения к человеческому телу нет в христианской традиции (это манихейство – полагать, что тело наше есть "ловушка для высоких и высших начал", а душа – "пленница тела"; и это трусливый фрейдизм – полагать, что нами движет страх перед "греховными безднами подсознания", сформированного телесно-сексуальным низом). Во Христе спасается "целое наше тело" (то-есть, вся личность духовная, в которой запечатлевается и жизнь тела). Но... "реабилитация человеческого тела" в современной культуре произошла как антихристианская: телесность и чувственность реабилитированы не потому, что являются носителями (платформой) более высоких начал, но вопреки им, высоким началам. Иначе говоря, не личность выступает в качестве "интерпретатора" своего тела, а тело "интерпретирует" личность: не Достоевский преодолевал в себе и героях соблазны страстей и болезни, а болезни тела диктовали Достоевскому, что и как делать, что и о чем писать, кем быть.

Именно фильм Владимира Хотиненко, обращенный к личности того человека – Достоевского, – который всех нас еще связывает воедино, который еще всех нас делает культурными родственниками (современная литература не выполняет этой миссии) и показал со всей очевидностью все результаты реальной культурной ситуации и ее отравляющих плодов, которыми питается наш народ. Именно классик и классика стали лакмусовой бумагой для болезней современности, – той степени их очевидности, которую не дал бы никакой современный материал. Так пусть же наша культурная потеря в виде фильма Владимира Хотиненко станет нашим приобретением – приобретением творческого опыта понимания и распознавания, которого тоже очень недостает христианам, да и нашим священникам.

Но есть еще один важный смысловой аспект, связанный с фильмом "Достоевский": для того, чтобы сделать актуальными споры "западников" и "почвенников", христиан и революционеров, чтобы протянуть линию мысли от XIX столетия в день сегодняшний, – для того нужно обладать высокой культурой мышления, которая категорически не востребована ни современным "неразумным эгоистом", ни любителем телесных "тайн". По существу, некультурные потребности этих групп навязаны всему социуму.

С другой стороны, слепота даже ради благой цели вряд ли даст нам силы. А потому мы обязаны видеть, что процесс диффузии сегодня затронул не только политическую жизнь, но и гуманитарные области, и непосредственно литературу. ...

В современной России, кажется, не осталось ни одной чистой идеи. И не осталось героев, способных "умереть за идею". Мне кажется, что дошли мы до некой крайней точки "свального идейного греха", а потому редкий писатель строит сознательно и последовательно, как Достоевский, свое творчество – строит как национальное мироздание, где "идейность" – фундаментальное качество прозы. Прозы, в которой звучит мощно и цельно главная мысль: если человек не подобен Богу (Христу), то он разрушаем.

Христианские корни творчества Ф.М. Достоевского очевидны. И нам не грех вспомнить о тех, кто лучше других понимал задачи писателя, например, о Н.Н. Страхове. Критик, философ и публицист ... судил о "русских писателях по их способности выразить правду о русском национальном характере". Для критика Достоевский предъявил нам во всей глубине русского человека в ситуациях его "трагической борьбы за самого себя". Вот это-то как никогда актуально, но напрочь отсутствует в фильме! ... Русский человек сам себя уступил злу – это главное, что видел Достоевский и видит современная литература, но не пожелали увидеть создатели фильма.

Но потому Достоевский и национальный гений, что там, где останавливалось и останавливается множество писателей (современных – особенно, умеющих описывать только "помутнение"), он находит развитие: после измены самому себе, Достоевский изображает "возвращение русского человека к самому себе"! ... Но современные культуртехнологи требуют обратного: их воодушевляет разглядывание и получение чувственного удовольствия именно от смакования "извращенных идей". Вот и получается, как у Хотиненко, анти-Достоевский! ...

И, наконец, последнее.

Будем помнить, что в наше время легко совершаются всяческие подмены, а личное человеческое развитие трактуется как "измена". Мы просто обязаны увидеть, что "защита маленького человека" с его правом радоваться своим маленьким радостям (новой шинели), с его правом на свою обыденность и повседневность, на которую посягает (отбирает, уничтожает, оскверняет) большой внешний мир, – мы просто обязаны видеть, что все это теперь взято на вооружение теми, кто с помощью "малого мира повседневности" разрушил и будет разрушать Большой мир и большие цели. ... Приватный ново-маленький человек (он же – "маленький гигант большого секса", он же – "комеди-клабист") победил государство всюду – в культуре тоже. Не только в советское время государство воплощало в себе "совокупный социальный капитал нации". А это значило, что культуру, науку и образование никто не мог приватизировать с тем, чтобы использовать их в своих корпоративных целях. Государственный их статус гарантировал их общедоступность и возможность быть в распоряжении всей нации (вспомните о государственном культурном строительстве в XVIII веке, например). Да, в советское время существовала гипертрофия больших целей, существовала узурпация "прав повседневности", но оставалась возможность подлинности как таковой. А вот сейчас, и само государство превратилось в корпорацию с защитой корпоративных интересов. ... Если богоборчество советского государство нашу Церковь и нашу веру укрепило, то сегодня с Богом не борются. По новым технологиям Его попросту не замечают. Он – "не помеха"!

Сегодня именно подлинность (любая) подвергается заведомой "профилактике" – процедуре "тотального открепощения": отрыва чувственности от нравственной воли, ума – от души, нормы – от культуры, эгоизма – от социума, "маленького человека" – от государства. А фильма "Достоевский" – от причастности к родной культуре.