КАК ОТЕЧЕСТВЕННОЕ ТВ СДЕЛАЛО СЕРИАЛ ИЗ ЖИЗНИ ДОСТОЕВСКОГО

online812.ru
02.06.2011
Лилия Шитенбург

На телеканале "Россия" завершился показ семисерийного сериала "Достоевский", поставленного Владимиром Хотиненко по сценарию Эдуарда Володарского. Что сериал отразил лучше – биографию великого писателя или состояние дел на отечественном телевидении – еще вопрос.

Однако событие это несомненное, интерес к нему (в отличие от неловко сымитированных новостей и т.н. развлекательных шоу) симулировать не приходится – его посмотрят хотя бы в память о некогда безусловном российском "литературоцентризме".

В "Достоевском" Хотиненко немало проблем, но главная из них – это сценарий. Володарский, как обычно, банален и поверхностен, а Хотиненко – не Алексей Герман, чтобы с этим справиться. Диалоги слабы, гражданский пафос настигает внезапно, как эпилептический припадок. После неловкого молчания за чаем безымянный персонаж вдруг выдает тираду о судьбах России, которую персонаж Достоевский парирует цитатами из великого классика.

Эпизоды, где необходимо сообщить зрителю какую-либо информацию, напоминают незабвенную сцену встречи детей лейтенанта Шмидта: "Когда же ты приехал из Мариуполя, где ты жил у нашей бабушки?"

Повествование начинается там, откуда обычно начинаются школьные ответы отличников по билету "Нравственные искания Ф.М. Достоевского" – с казни петрашевцев (для классического байопика – в общем, нарушение). До этого никакого Достоевского не было – только белобрысенький мальчуган, играющий с географической картой: оловянный солдатик переместится туда, куда укажет ему брошенный кубик. Выпадает шестерка – и солдатик отсчитывает ходы до Семипалатинска. Этим наглядным приемом подтверждается наличие режиссуры: путь солдатика по карте организует монтаж воспоминаний писателя.

Есть и еще немножко увесистых образов: колесо рулетки смонтировано встык с тем колесом, которое ворочал каторжник Достоевский, пожилой Федор Михайлович перед каждой серией позирует для собственного портрета и т.д. Но "крупногабаритные" эффекты на самом деле необязательны – эту историю делают не они.

Гиблое дело было бы снимать фильм о Достоевском, если бы не было актера. Актер есть. И дело тут не только в том, что Евгений Миронов – артист выдающийся, и даже не в том, что он сыграл князя Мышкина в популярном телесериале и Ивана Карамазова в театральном спектакле, но в принципе в особенностях дарования и тех метаморфозах, которые претерпело мастерство актера. Эта скорость мгновенных, снайперски точных оценок (если каждый раз нажимать на паузу и фиксировать их, то для описания психологического рисунка в одной лишь сцене потребуется небольшая повесть), этот непредсказуемо сбивчивый ритм, ничуть не вредящий плотности существования (ни в кадре, ни на сцене), наконец, эта глуховатая выразительность тона, через секунду сменяющаяся лихорадочной скороговоркой, той самой, когда "буковки сыплются мелкими зернушками", – тут нет сомнений, этот актер воспитал себя для Достоевского. Большинство ролей зрелого Миронова – это "потерянные в детстве", не найденные автором персонажи автора "Бесов" и "Братьев Карамазовых".

И он там не один такой. Особенность фильма Хотиненко в том и заключается, что сериал этот выигрывает там, где, казалось бы, неминуемо должен проиграть. Несообразно много места занимает в сериале первая жена писателя Мария Исаева – но играет ее Чулпан Хаматова, и вместо затяжного адюльтера и подробно описанных Володарским четырехсерийных мелкобуржуазных семейных дрязг (рядом с которыми написание романов выглядит уже чем-то малозначительным – для самого героя прежде всего) мы получаем на экране почти безосновательную, на одной фотогении и потаенной энергии держащуюся "достоевщину".

Стоит ошибиться с кастингом (какая милая, бесцветная барышня играет Аполлинарию Суслову) – и Достоевский становится героем эротического комикса или олеографии в пырьевском духе. Стоит попасть в десятку с отбором, сосредоточить режиссерские усилия на подробном разборе сцены, – и в героях юной Елизаветы Арзамасовой, покойного Юрия Степанова, Валентины Талызиной, Сергея Тарамаева, Сергея Качанова, Ирины Розановой, Сергея Феськова не только "воплощается" окружение писателя, но и начинают проглядывать черты его будущих (на тот момент) героев. А это, собственно, едва ли не единственное художественное оправдание жанра байопика как такового.

Проблема любого биографического фильма одна и та же: насколько частная жизнь гения влияла на его творчество? Содержался ли в описанных ссорах, влюбленностях, безденежье и чаепитиях некий высший смысл, или это всего лишь развлечение для толпы под девизом "мал и мерзок так же, как мы"? Сериал Хотиненко вроде бы пытается всеми силами доказать, что о наличии подобной проблемы осведомлен (Достоевский, подобно Мышкину, рассказывает о казни двум сестричкам и их матушке, а в Швейцарии так и вовсе сталкивается с "тоненьким, беленьким" идиотом и т.д.), но перед соблазном "открыть всю правду" о любовных похождениях классика устоять никак не может. В итоге Федор Михайлович одной рукой гонит жену из комнаты, а другой что-то резво строчит на бумаге – это все, что мы узнаем о создании "Униженных и оскорбленных".

Мысли, идеи не рождаются у писателя (ну, не показывать же внезапно просветлевшее чело, в самом деле!) – они либо высказываются на публике в виде коротких цитат, либо помещаются в папку с тесемками в виде очередной рукописи. Если, конечно, это не история создания "Игрока" – она драматически эффектная, однако что делать с менее "эффектными" "Братьями Карамазовыми", к примеру? Они как-то сами собой написались?

В итоге, если бы дело ограничилось всего лишь скрупулезным переносом сценария на экран, мы узнали бы всего лишь историю неудачливого любовника, несчастного супруга (до пришествия ангела Анны Григорьевны) и незадачливого картежника, в свободное от игры время зарабатывавшего на жизнь странным скучным способом. Но актерский аппарат Евгения Миронова изначально знает о своем герое больше Володарского, откликается на любую мелочь сторицей – и Достоевский появляется на экране, даже если в этой сцене он просто поторапливает кучера. Русская психологическая школа, вроде бы в идеале созданная для того, чтобы играть Чехова, в глубоком подполье своем хранит стратегические запасы "достоевщины".

Сериал Хотиненко оказывается прав даже там, где должен был бы неминуемо споткнуться на банальности: эта история и в самом деле начинается с несостоявшейся казни. Раздайся выстрел, исчезни Достоевский из русской культуры – и все эти актеры играли бы по-другому.