Премьера сериала "Достоевский" стала настоящим событием

Сериал "Достоевский" режиссера Владимира Хотиненко явился не только кинематографической "реинкарнацией" биографии одного из величайших писателей планеты. Задача, стоявшая перед авторами ленты, была архисложной. Причем сложность эта – двоякая.

Во-первых, невероятно трудное дело – пытаться передать языком кино сам процесс творчества и вообще любые процессы, лежащие в области духа. А ведь именно они составляют главное содержание жизни творца! Попытки передать внутреннюю творческую жизнь внешними средствами чаще всего оборачиваются откровенной шаржированностью, как, например, в советских фильмах про композиторов типа "Мусоргский" или "Римский-Корсаков". Удачи здесь крайне редки: можно вспомнить только фильм И. Таланкина "Чайковский" или великолепную зарубежную ленту "Девушка с жемчужной сережкой" о жизни великого голландского художника Яна Вермеера.

Во-вторых... В психологии известен так называемый закон Роджерса. Согласно ему, у "нормального" человека все секторы личности должны быть в равновеликом положении относительно друг друга, и увеличиваться любой сектор может только за счет других. Переводя на общепонятный язык, талант или гений по определению не может быть "нормальным" в общепринятом смысле. Почти по известной поговорке: гений – немножко шизик... Именно поэтому биографии большинства корифеев культуры сложны, экстравагантны, подчас изломанны. Работать в кинороманах на основе исключительно биографического материала – значит, почти наверняка получить результат, не адекватный замыслу. У неподготовленного зрителя может создаться впечатление, что им показывают каких-то в высшей степени малоприятных субъектов... Известные примеры – зарубежные ленты "Коко Шанель и Игорь Стравинский", об интимных отношениях двух звезд искусства ХХ века, или "Полное затмение", о гомосексуальной связи великих французских поэтов Артюра Рембо и Поля Верлена. После просмотра этих лент остается привкус скандальности, и только...

Создатели фильма о Достоевском в целом весьма успешно обошли эти "подводные камни" – и результат получился впечатляющим. В первую очередь, благодаря исполнителю главной роли: Евгений Миронов в фильме вырастает до артиста грандиозного масштаба, как будто специально созданного для русской классики. Прослеживается явственная линия от более раннего сериала "Идиот"...

Оригинально авторы решили задачу воплощения творческого мира героя. Внешне, казалось бы, эта задача и не ставится: сценарий завязан на биографических коллизиях жизни писателя, благо их было более чем предостаточно! Достоевский у Хотиненко и Миронова – персонаж, о котором можно сказать евангельскими словами: "Се человек!". То-есть, личность, которой "не чуждо все земное"; индивид, разрываемый самыми разрушительными страстями, бросающийся из одной крайности в другую, обуреваемый темными наклонностями. Чего стоит только одна его болезненная страсть к рулетке! К нему подходят слова самого Достоевского: "Широк русский человек, сузить бы не мешало"...

Но тут-то и начинается художественное волшебство фильма. Суть в том, что, как известно, особенностью творческого метода Достоевского было проникновение в самые страшные бездны иррационального в человеке. Писатель препарировал творческим скальпелем человеческие души – и заглядывал в такие бездны, куда не отваживался заглянуть ни один его современник. За исключением, пожалуй, Ф. Ницше. Существовала даже точка зрения, что писатель описывает социально-психологические патологии. Так считал, например, В. Набоков. Однако священник и философ о. Александр Мень, отвечая критикам писателя, писал: "Если бы Достоевский описывал исключительно патологических типов, он был бы интересен только психиатрам; но в том-то и дело, что в каждом из нас сидят лебядкины, голядкины, смердяковы". Писатель потому и смог творить со столь беспощадной диагностичностью, что сам был не чужд той бездне, которую открыл для читателя, – его самого терзали те же демоны. Об этом же – и кинематографический разговор с Тургеневым. Последний вопрошает: "А кто из Ваших героев Вам ближе, не Свидригайлов ли?". И герой Миронова, мучительно изживая в себе "Свидригайлова", обретает не только себя, но и свой художественный способ познания мира.

Окружающий героя мир подан почти пунктирно. Критика уже успела обвинить фильм во "фрагментарности" и даже "хаотичности" показа материала. Хотя, может быть, "хаотичность" и есть наиболее адекватный образ мира Достоевского? Фрагментарно и культурное окружение главного героя, но в конечном итоге получается выразительная мозаика: художник Перов, Некрасов, Тургенев. Встреча с последним в картине – почти гротескна. В реальности оба корифея отечественной словесности относились друг к другу, мягко говоря, сложно...

Выделены в сериале обе супруги писателя, в исполнении Чулпан Хаматовой и Аллы Югановой. Образ последней (вторая жена писателя Анна Сниткина) особенно значителен – в свете того, какую роль сыграла эта женщине в судьбе Федора Михайловича. Безумно трудно – любить гения, тем более такого, как Достоевский. Для Анны Сниткиной ее любовь становится подвигом в христианском смысле слова: любить своего избранника физически (у них было четверо детей, из которых двое умерли) и духовно, прощать ему все его грехи и страсти, стоически переносить нужду, вести его дела, быть его секретарем и делопроизводителем... Как у протопопа Аввакума: "Долго ли нам еще так брести? – До самой могилы, попадья". Все приняла на свои плечи эта незаурядная женщина, и ее "скорбный труд" уже неотделим от "скорбного труда" самого Достоевского...

Некоторые "острые углы" в фильме сглажены: опущены национализм и антисемитизм Достоевского, его роковое увлечение панславизмом, его двусмысленная дружба с Победоносцевым... Есть и некоторые моменты, которые хочется скорректировать. Так, несколько смазанно подана пушкинская речь Достоевского; между тем, она стала кульминацией всей его жизни и сделала его кумиром. Она не сводилась к чтению "Пророка", а реакция публики – к одобрительным аплодисментам: Достоевский понимал Пушкина как проявление культурной вселенскости России и призывал людей объединяться на основе культурно-этического всеединства. И публика, по многочисленным свидетельствам, пережила в тот вечер настоящий катарсис, акт очищения...

И еще имело смысл показать кончину писателя: как говорил историк Н. Эйдельман, для художника смерть есть акт жизни. Достоевский, будучи страстным по жизни, умер кротко в христианском смысле ("Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю"). И были еще грандиозные похороны, всенародное прощание с писателем – после которых поэт Дмитрий Минаев написал:

Он выдержал каторгу даже в Сибири
Но чтут его память в читающем мире.
И имя его, хоть кого ни спроси,
Известно повсюду у нас на Руси.

Это имело смысл показать и озвучить...