Кончаловский видит Россию так, как ее хотят видеть на Западе

Гран-при Венецианского фестиваля, полученный Андроном Кончаловским за фильм "Дом дураков", возвестил миру о том, что пребывающая десятилетие в спячке некогда славная кинодержава проснулась.

И все же мнение ряда критиков не совпало с точкой зрения жюри.

Публикуем рецензию, выражающую полярную мнению жюри и не совпадающую с мнением нашего обозревателя точку зрения.

АНДРОН КОНЧАЛОВСКИЙ ПОЛУЧИЛ ГРАН-ПРИ ВЕНЕЦИАНСКОГО КИНОФЕСТИВАЛЯ ЗА ФИЛЬМ "ДОМ ДУРАКОВ"

Опасный, на грани фола, сюжет – брошенная на произвол судьбы психушка в воюющей Чечне, куда время от времени наведываются непрошеные гости: то федералы, то боевики, – освоен нашим классиком легко и играючи. Так легко, что оторопь берет.

Несчастные психи (для пущей достоверности взятые из натурального дурдома на окраине Москвы) не очень-то понимают, что с ними происходит. Только вот вокруг все рушится, взрывается, летят оконные осколки, и толстая Вика, помешанная на демократии и правах человека, все больше и больше возбуждается: все громче выкрикивает демократические лозунги и размахивает невесть откуда взявшимся знаменем. И пока, значит, происходит вся эта вакханалия, девушка Жанна (в исполнении жены режиссера Юлии Высоцкой) романтически вздыхает по своему любимому, на роль которого назначен... Брайан Адамс, американская поп-звезда, обозначенная в титрах как "специальный гость".

Этот самый специальный гость появляется в кадре не очень часто, да и то в каком-то таком флере – то ли как воспоминание о будущем, то ли как мечта о прекрасном, а вообще-то непонятно зачем и почему. Но, видимо, без него (говорят, приезжал в Москву всего на один день и за бешеные бабки) дуракам не обойтись. У каждой девушки, особенно помешанной, должен быть свой Рауль.

Тем временем Юля Высоцкая, в жизни вообще-то милая и непосредственная, эту свою непосредственность и перманентную удивленность доводит до некоторого абсурда, то-бишь всячески педалирует: глаза распахивает, голосок коверкает – в общем, изо всех сил косит под блаженную. Имея в виду то ли Джульетту Мазину из незабвенной "Дороги", то ли вообще Жанну, которая ни больше ни меньше – д'Арк. Потом, натурально, в дурдом приходят чеченцы. Но не такие, как у Балабанова, а хорошие такие чеченцы, несчастные и воюющие не по своей воле.

Что, в общем-то, характеризует автора с неплохой стороны – при всех своих недостатках ни расизмом, ни ксенофобией он не страдает. Слишком умен для этого. Но и для режиссера он тоже слишком умен.

Если поэзия должна быть глуповатой, то и кино, осмелюсь утверждать, – тоже. Глуповатость, то-есть непосредственность, умение чувствовать и сопереживать, видеть мир в ином ракурсе, нежели другие, – вообще-то родовые признаки искусства. Интеллект же, наверное, нужен для того, чтобы обманывать доверчивую фестивальную публику, манипулировать ею так и эдак. И это тоже вроде бы правильно – вон Ларса фон Триера, когда он свою "Танцующую" показал, тоже обвиняли в манипуляции, на что он вправе был ответить, что, мол, кино и есть манипуляция.

Только вот плохо, когда уж очень видны швы этой самой игры с публикой. Когда под таинственными фокусническими приемами обнажаются черты конъюнктуры – до отвращения отчетливые, как грим на лице пожилой примадонны. И это, господа, не есть хорошо.

Все это, видимо, нужно понимать, как "образ России", раздираемой войной и противоречиями, нищей и сумасшедшей, сотрясаемой криками то слева, то справа и спасаемой только блаженной девочкой, играющей на аккордеоне, когда вокруг рвутся снаряды.

Можно, конечно, и так. Тем более что для Запада этот образ, трогательный и безумный, более всего приятен. За такое и Гран-при не жалко.