ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ С ПОЛОВИНОЙ

Журнал "Искусство кино" №2
2003
Глеб Ситковский

Если вам приснилось, что вы играете на аккордеоне, – это предвестие печальных событий, но с хорошим концом. (Из "Сонника")

Для рецензии на "Дом дураков" зачин хочется избрать решительный. Например, такой: Андрей Сергеевич Кончаловский выпустил плохой и насквозь фальшивый фильм. Выдохнув подобную фразу, мы сразу значительно облегчим себе задачу. После этого можно сколь угодно долго рассуждать о достоинствах "Дома дураков", коих – никто не спорит! – не так уж и мало. Андрей Кончаловский – мастер такого уровня, что даже плохое кино снимет умело и грамотно.

Фильм у него вышел соразмерным, упругим, просчитанным, крепко вписанным в контекст мирового кинематографа и западной политкорректности. Кончаловский выказывает недюжинную осведомленность во всем, что касается тенденций современного кино, обнаруживает поразительную насмотренность – тут ему просто нет равных, – маркетинговое чутье и – в еще большей степени – завидное умение совладать с экранным материалом. Профессионалище!

В основу фильма легла реальная история, приключившаяся в 1996 году в психушке где-то на границе Ингушетии и Чечни. Кончаловский этот документальный сюжет пообстругал, как папа Карло полено, приспособил под свои нужды и сделал всечеловеческую притчу о несовершенстве рода людского. О больных людях. Название для притчи тоже выбрано не случайное. "Дом дураков" – это, конечно, прямая отсылка к аллегорической средневековой поэме Себастьяна Бранта "Корабль дураков" и еще больше – к знаменитой картине Иеронима Босха, написанной под впечатлением от Брантовой поэмы.

Вглядевшись в картину Босха, а потом оглянувшись на картину Кончаловского, можно даже угадать кое-кого из персонажей. У Босха на первом плане – знаменитая монахиня с лютней, у Кончаловского – дурочка с аккордеоном. Актриса Юлия Высоцкая, сыгравшая эту шепелявую и добрую дуреху, в каком-то из интервью рассказала, что диагноз ее героини – "синдром Христовой невесты". Так в психиатрии называют пациенток, которые хранят верность жениху, существующему лишь в их больном сознании. Параллель с босховской Христовой невестой, понятное дело, напрашивается сама собой.

Роль "Христа" для Жанны исполняет канадский поп-идол Брайан Адамс. Только грядет он не на осле, а на чудесном иллюминированном поезде с бесчисленными гирляндами лампочек. Словно Дед Мороз в рекламном ролике "Кока-колы". Жанна-дурочка вместе с другими обитателями желтого дома, что ни день, жадно вглядывается в ту синюю даль, из которой должен вынырнуть спасительный поезд. Настанет день, когда Жених, занявший место машиниста, доедет до нашего психоневрологического интерната и слащаво запоет о любви. О любви к своей бабе: "Have you ever really loved a woman?" Эта попсовая любовь преобразит мир, русские замирятся с чеченцами, лев возляжет рядом с агнцем, и не станет на свете ни печали, ни воздыхания.

Ближе к концу фильма в сумасшедшем доме обнаружится и "Бог-отец". Оказывается, это старик кататоник (А. Адоскин), часами мерно раскачивающийся взад-вперед на своей убогой койке. Жанна угостит дедушку яблочком, а услышит взамен целую проповедь. "Я вижу на этом яблоке народы, которые воюют друг с другом, живут, умирают и воздымают глаза кверху, чтоб увидеть меня, – возглаголит он, простирая руки над райским фруктом. – Как же я могу съесть это яблоко?!" Деистская концепция мироздания, согласно которой Творец с момента сотворения Вселенной не вмешивался более в дела человечества, получила неожиданное подкрепление в фильме Кончаловского. Оказывается, весь бардак в нашем мире происходит лишь из-за того, что Старик, едва сотворив род человеческий и сказав, что "это хорошо", тут же впал в кататонию. И уколы не помогают. Одна надежда на пришествие Брайана Адамса. Первый фильм, который невозможно не вспомнить, говоря о "Доме дураков", – "Танцующая во тьме" Ларса фон Триера. Именно оттуда, из Дании – Исландии, перекочевала на нашу, на чечено-ингушскую почву физически неполноценная девушка с "золотым сердцем". Именно у фон Триера Кончаловский умыкнул и способ деления мира на две неравные половины: недружелюбная действительность, где временно, по какому-то недоразумению, обитают Сельма и Жанна, и тот яркий, настоящий, полноцветный мир грез, в котором враги прощают друг друга и, взявшись за руки, танцуют под прекрасную музыку.

Кончаловского легко упрекнуть в дидактизме. Но ведь и триеровский фильм очевидно дидактичен. Детальной психологической проработки характеров действующих лиц у фон Триера нет и в помине. Да и лиц там нет никаких – одни лишь лики: "Танцующую во тьме" можно уподобить средневековой фреске, где мир предстает плоским, лишенным третьего измерения. К слову сказать, и сюжет фон Триером выбран евангельский: Сельма – это, конечно же, она, Дочь Человеческая, искупившая своей смертью грехи мира. Есть у нее свои апостолы (добрые персонажи Катрин Денев и Петера Стормаре) и даже Иуда (полицейский Билл), продавший Сельму за тридцать сребреников, но удостоенный после смерти поцелуя и прощения. Фон Триер в "Танцующей" варварским способом скрещивал самые низкопробные, самые презираемые жанры – сентиментальную мелодраму и бодрый голливудский мюзикл. Брал старые мехи и наполнял их – нет, не молодым вином, а кровью. Он прекрасно знал, что последует дальше: старые мехи не смогут выдержать объема заполнившей их жидкости и прямо с экрана на нас брызнет кровь.

Параллели между картинами фон Триера и Кончаловского очевидны. Но отчего, несмотря на уловленное нами сходство, "Танцующая во тьме" казалась (и была!) неслыханной новостью для мирового киноискусства, а "Дом дураков", несмотря на все старания Кончаловского не отстать от моды, производит безнадежно архаичное впечатление? Только лишь потому, что один фильм вышел позже другого?

Кончаловский не такой отвязный селекционер-мичуринец, как славный датчанин, и мюзиклы с мелодрамками мешать не намерен. Он вполне комфортно чувствует себя в рамках той голливудской традиции, благодаря которой немало усовершенствовался как кинорежиссер. Поэтому его "идиоты", в отличие от "Идиотов" фон Триера, будут самыми что ни на есть натуральными. Для вящей убедительности к массовке актеров он даже примешает реальных пациентов психиатрической больницы. Непонятно только, почему симулянты в фильме фон Триера выглядят как настоящие идиоты, а больных из "Дома дураков" всех до одного хочется погнать оттуда как отпетых симулянтов. Точно такие санкции когда-то хотелось применить к наифальшивейшим пейзанам из "Курочки Рябы". А ведь их роли исполняли настоящие колхозники! Не то, чтобы актеры у Кончаловского играют плохо. Напротив, работают они вполне профессионально, но каждую секунду экранного времени ты твердо помнишь: это всего лишь кино.

Теперь о том, что касается идеологической составляющей "Дома дураков". Так уж получается: как только любой режиссер заступит в своем фильме на территорию Чечни, так ее, идеологию эту проклятую, на кривой козе уже не объехать. 2002-й в этом смысле дал больше всего поводов поговорить о "Войне" Алексея Балабанова и о предмете нашей рецензии. "Войну" упрекали за то, что чеченцы в ней слишком плохие, а "Дом дураков" упрекают за то, что они слишком хорошие. Юлия Высоцкая, дескать, с чеченами только пела и плясала, а голую Ингеборгу Дапкунайте все те же чечены на веревке в горную речку макали.

И Балабанова, и Кончаловского критики обзывают конъюнктурщиками. Пожалуй, небезосновательно. Но для обоих Чечня – лишь частный случай в общей картине мироздания, да и в названия своих экранных работ они вынесли категории для себя ключевые. По Балабанову, война есть единственно возможная форма существования человечества. В "Брате" мы американцев били, сейчас на чернож...ых поперли, но имя врага не так уж существенно. Кинематографическая вселенная Балабанова подчинена безусловно центробежным силам. Дети разных народов, получив родительское благословение, покидают свои дома и, закинув на плечо "калашникова", устремляются на кровавую сшибку. Какая сила движет ими? Бог весть.

Кончаловский задает принципиально иное направление для своих персонажей. Подобно Балабанову, он вводит в кадр мифологическую фигуру отца (Адоскин vs Гостюхин), но у него-то отец не из дому на войну гонит, а, напротив, в трудный час собирает чад своих вокруг себя. "Дом дураков" в понимании Кончаловского есть метафора центростремительного мира (мiра, если брать старорусское написание), где мусульмане мирно уживаются с христианами, армяне поют "Ай, Сирун, Сирун!", чеченцы пляшут лезгинку, а славянка Жанна наяривает на аккордеоне полечку. В общем, приплюсуй к Балабанову Кончаловского и получишь "Войну и мiр".

Лев Николаевич вспомнился не для красного словца. Не зря как раз "Войну и мир" по памяти цитирует в фильме Кончаловского Евгений Миронов, сыгравший роль психованного русского офицера. Отчего, риторически вопрошает он доктора, один человек убил другого человека и радуется этому? Толстому и в голову не приходило, что на его по-детски простой вопрос можно дать по-обывательски простой, псевдомедицинский ответ. По Кончаловскому, сия радость – верный симптом психического заболевания под названием "война". На прием к заведующему "домом дураков" поочередно приходят и федералы, и экстремалы. Эх, если б у доктора был достаточный запас лекарств, чтоб хватило на всех воюющих! Он бы вколол галоперидольчику и нашим, и вашим, и в мире бы наконец воцарился мир.

Впрочем, судя по экранному образу вояк, они перед съемками уже прошли у Кончаловского первичную медицинскую обработку. Со "злыми чеченами" из фильма "Война" их и не сравнить. Балабанов своим для повышения агрессивности, видно, другие лекарства давал. У Кончаловского же чеченцы вышли смирные, благородные и невоинственные. Вот бывший артист Ахмед (намек на Закаева?) легкомысленно сболтнул Жанне, что нынче же вечером женится на ней. Когда счастливая девица, обрядившись в невесту, явится в расположение правоверных, те, не забывая приговаривать "Аллах акбар" после каждой рюмки, будут глушить водку прямо при командире, напрочь забыв про мусульманство с его запретом на употребление алкоголя. Командир, видать, тоже еще тот ваххабит. Зато его до глубины души ранит факт, что его подчиненный, как последняя скотина, осмелился обмануть безумицу. Честь – она и в сумасшедшем доме превыше всего. "Гал-гал-гал", – зашумят чеченцы, начнется свара, и командиру, дабы разнять своих горячих парней, придется сплясать лезгинку. Интересный, надо сказать, способ унимать ссоры.

Полевой чеченский командир не утратит своего благородства даже в тяжелые минуты боя с федералами. Когда среди разрывов бомб к нему подкатит узнаваемая, пусть и шаржированная Валерия Новодворская в исполнении М. Полицеймако и потребует, чтоб ее немедленно научили стрелять ("Ведь это такое счастье – идти в бой за вашу и нашу свободу!"), чеченец обратится к ней по-джентльменски корректно и строго на "вы": "Отправляйтесь, пожалуйста, в подвал!" Воспитание есть воспитание.

Отбив у федералов сумасшедший дом, чеченцы первым делом бросаются не укреплять захваченные позиции, как можно было бы подумать. Нет, они, растрогавшись видом душевно нездоровых людей, начинают черной краской выводить на желтом доме огромные буквы: "Больные лю..." Список несообразностей, обнаруженных в фильме Кончаловского, я едва дочел до половины, но продолжать его негуманно. Так и оборву на слоге "лю...".

Важно, что Кончаловский непременно доведет свой "корабль дураков" до хэппи энда. Невеста Жанна снова заиграет на аккордеоне полечку, а Ахмед, переодетый в полосатую больничную пижаму, найдет пристанище среди прочих пассажиров этого корабля. "Я больной, мне надо лечиться", – скажет он. И корабль дураков поплывет дальше в свой "дурацкий рай". К Брайану Адамсу. А в финале Жанна в шляпке невесты замрет с ненадкушенным яблоком в руках.

Весь фильм Андрея Кончаловского перепичкан иконографическими отсылками подобного рода и киноцитатами из фон Триера, Кустурицы, Тарковского, Формана, из самого себя... Его "Дом дураков" прозрачен и ясен, о нем очень удобно писать. И все же, несмотря на вышесказанное, суперпрофессионал Кончаловский снял кино фальшивое и плохое. Невозможно сделать картину о больных людях, о сошедшем с ума человечестве, обладая безупречным клиническим здоровьем. Любой опытный врач-психиатр непременно разоблачит симуляцию, даже если пациент перед этим от корки до корки проштудировал все справочники по психиатрии.

Когда-то Сергей Михалков написал отличные детские стихи:

У меня опять:
Тридцать шесть и пять!
Озабоченно и хмуро
Я на градусник смотрю:
Где моя температура?
Почему я не горю?
Почему я не больной?
Я здоровый! Что со мной?

Возможно, сегодня температура "тридцать шесть и пять" стала главной профессиональной проблемой Андрея Сергеевича Кончаловского.