НА ФОНЕ ШТИРЛИЦА СНИМАЕТСЯ "АПОСТОЛ"...

rian.ru
25.04.2008
Юрий Богомолов

Встретились как-то штандартенфюрер Штирлиц и апостол Павел... Так мог бы начаться один из новейших анекдотов про двух советских суперагентов. Хотя бы потому, что оба вымышленные телеперсонажи кажутся анекдотическими.

Претензий по части исторической достоверности и к "Семнадцати мгновениям весны" было довольно много. А уж к "Апостолу" их – море. Интернет в них купается, захлебывается и тонет. Но главное, думаю, не в фактологической стороне дело, а – в идеологической. "Мгновения" уличали в приукрашивании компетентных органов, а "Апостола"-то винят не больше, не меньше, как в клевете на них. В очернении их миссии и нравов.

Вообще-то серил "Апостол", только что прошедший в эфире Первого канала с впечатляющим успехом, не является сколько-нибудь значительным событием в художественном отношении. Каковым в свое время не стал, к слову сказать, и сериал "Семнадцать мгновений весны".

В художественной культуре такое бывает. Один из самых выразительных примеров на сей счет мы можем найти в русской литературе ХIХ века. Роман Чернышевского "Что делать?" был никаким в литературном отношении. Но его триумфу у читающей России могли бы позавидовать и Толстой, и Достоевский, и иные не последние писатели земли Русской. Причем речь идет об успехе не у массового читателя, а среди образованной публики, той, что с базара несла не бульварное чтиво, а Пушкина, Толстого, Тургенева. В нашем случае мы имеем дело как раз с феноменом массового успеха, но его природа, пожалуй, та же.

Оговорюсь, однако: "Апостол", как и "Мгновения", с точки зрения кинематографической культуры – произведения, что называется, на уровне. Это не масскульт в сниженном понимании этого слова. И если такого рода приключенческий "экшн" возвысился над океаном аналогичной по формату продукции, значит, ненароком зацепил в людях существенные внутренние комплексы и подсознательные их оправдания. Он либо нечаянно, либо нарочно вытащил наружу какие-то смутные коллективные эмоции.

В том, что касается Штирлица, то там ведь шла речь не только о героизации, романтизации, интеллектуализации людей из страшноватого ведомства. Его облагораживание было легальной задачкой, которую решали писатель Юлиан Семенов и большая труппа талантливых кинематографистов. Они ее и решили – явился миф о КГБ с человеческим лицом Вячеслава Тихонова.

Но была еще и нелегальная, никем не сформулированная идея (в том числе и самими авторами) – романтизировать конформизм советского человека.

Та бюрократическая преисподняя Третьего Рейха, которую придумал сценарист и в которую ввел нас, зрителей, режиссер, сильно напоминала по ролевому раскладу среднестатистическое советское учреждение, где обязательно найдутся патерналист (Мюллер), лощенный карьерист (Шеленберг), тупой служака (Кальтербрунер) и далее – рядовые тупицы, солдафоны, циники, стукачи, проныры и т.д. Ну, а среди этой партийно-бюрократической челяди обязательно отыщется умный, образованный, знающий свое дело человек с принципами, который нравственно и ментально возвышается над всей этой разношерстной братией – собственный Штирлиц.

Параллельные миры (Рейх и Союз) время от времени пересекались. Или взаимоотражались. Например, пассаж, который мог бы прозвучать из уст советского человека, замороченного повседневной демагогией, сорвался с губ гестаповца Мюллера: "Не очень-то верю я тем, кто вертится около начальства и любит выступать на партийных собраниях".

А уж благородный герой с двойной фамилией Штирлиц-Исаев был для многих близким, понятным, родным человеком. Потому что едва ли не каждый шестидесятник, начиная от советников Брежнева, кончая известными литераторами, к примеру тем же Юлианом Семеновым, ходил в мундире, не соответствовавшем внутреннему содержанию. Каждый исправно исполнял советско-коммунистические ритуалы, а в душе считал себя суперагентом совсем другой реальности.

Конформизм был едва ли не самым распространенным общественным недугом; ему были подвержены практически все слои населения. И Штирлиц оказался своего рода универсальным гомеопатическим средством от него. Штирлиц романтизировал обидный комплекс. Он был средством его изживания. Авторы телесериала таким манером переодели чисто советское двоедушие в героические, лирические и военно-патриотические одежды. И пролили бальзам на наши израненные души.

Потому, смеясь над всеми фактологическими ляпами и негодуя по поводу преувеличения роли разведки в деле Победы, мы, тем не менее, с чувством некоторого удовлетворения смотрели и пересматривали "Мгновения" – этот сладкий миф о войне, о спецслужбе и о себе.

Но вот "Апостол" откликнулся уже на другие комплексы. Один из них – комплекс враждебности тебе Государства. Другой – брошенности тебя Государством. Вполне себе современные комплексы. Помноженные друг на друга, они спроецированы на экстремальную ситуацию, в которой находится человек войны, человек разведки.

Авторы нового мифа все время держат в уме старый миф, часто делают отсылки на него. Иногда довольно ехидные и даже обидные.

Агенту Штирлицу, потерявшему связь с Центром, вспомнилась встреча с женой после двадцатилетней разлуки. Свидание в чисто драматургическом плане выглядит достаточно искусственным. Но в поэтическом отношении сцена обмена взглядами под фортепьянное соло Микаэла Таривердиева – это своего рода лирический экстаз. Само воспоминание – греющая его душевная отрада. А в "Апостоле" агенту Павлу Истомину его коллега доставляет фотографию, на которой запечатлены любимая жена с ребенком. Ни грана лирики за этим уже нет, а есть грубый циничный шантаж. Виртуальное свидание становится для героя нравственной пыткой.

Да и сам новоявленный Штирлиц так переосмыслен, переоборудован, что его не узнать.

В сериале процесс переделки обыкновенного человека в крутого суперагента, хотя бы и пунктирно, но дан. Апостол Павел в отличие от погибшего брата-близнеца апостола Петра был физически слабым пареньком – ему накачали мускулы. У него было катастрофически слабое зрение, так ему с помощью уникальной операции, проведенной уникальным офтальмологом, его исправили. Теперь у него соколиный взгляд, орлиный взор. Его научили уголовной фене и силовым приемам. Ему вживили другой характер. Теперь он совсем другой человек.

Но он находится и совсем в другой ситуации, нежели традиционный советский апостол разведки. У него нет тыла в отличие от того же Штирлица. Компетентным органам, на службе которых он находится, не верит. И они ему не доверяют. Семья развеяна по ветру. Идеология – больше не фундамент. И даже – не крыша. По обе линии фронта он – одинаково чужой среди чужих. Да он и сам не свой. Потому везде – либо реальный враг, либо – враг потенциальный. Его стимулируют на подвиги посредством шантажа. И ему ничего не остается иного, как побороться за свою жизнь и жизни своих близких с помощью шантажа. Шантаж для него – как универсальная коммуникация. Это – единственный язык, который он понимает и на котором его понимают.

...Развязка нового мифа о КГБ и великой Победе вышла столь же неожиданной, сколь и зловещей. Немецким суперагентом Гельдрихом оказался родной отец апостолов Павла и Петра. А вдохновителем и организатором хитроумной операции со всеми ее кровавыми подставами – Лаврентий Берия. Но мы же помним, что вдохновителем и организатором подвигов Штирлица был Иосиф Сталин.

***

"Штирлиц" и "Апостол" все-таки неслучайно и не зря встретились; во взаимных отражениях проступили подспудные и сублимированные тревоги, живущие в глубине общественного сознания.

Одна из самых потаенных – та, что Страна одержала свою Великую Победу, заключив невольный контракт с Дьяволом, по счетам которого платит по сию пору.