На "Мосфильме" идет озвучивание ленты, которую по заказу телеканала "Россия" снял Владимир Хотиненко. В восьми сериях отражена целая эпоха из жизни русского классика: от суда над петрашевцами и каторги до момента начала работы романом "Братья Карамазовы". Жизнь, как признается режиссер, сама похожа на книгу – женщины, азартные игры, потери и, конечно же, муки творчества. Роль Достоевского в фильме сыграл Евгений Миронов. Рассказывают "Новости культуры".

Голос у Достоевского был глухой – об этом узнали из воспоминаний: писатель любил читать свои фрагменты на публику. В фильме вообще мало придуманного, в биографии писателя и так хватает сенсаций. Хотиненко признается: не хочет, чтобы образ Достоевского был похож на памятник. О писателе он много знал, теперь открыл еще больше и поразился его чувству юмора.

"Совершенно потрясающе! Если у меня когда-нибудь будет досуг и если до меня этого никто не сделает, я обязательно напишу исследование "Юмор в творчестве Федора Михайловича Достоевского". Это потрясающий юмор, вполне сравнимый с гоголевским. И сарказм и ирония – я смеялся много, перечитывал, а я перечитал всего Федора Михайловича, просто смеялся вслух, один дома", – говорит режиссер.

Снимали в Риме, Висбадене, в подмосковной деревне Грязь играли свадьбу писателя и Марии Исаевой, его первой жены. Женщин у Достоевского потом будет много. Роман с Аполлинарией Сусловой, воспоминания влюбленной в него тринадцатилетней Софьи, в будущем всемирно известной под фамилией Ковалевская... Кстати, говорят, именно Достоевский напророчил ей, что она станет математиком. И, конечно, Анна Сниткина – последняя жена писателя, его друг, советчик, читатель и главное – ангел-хранитель.

"Это была женщина, к которой Софья Толстая, сама непростая дама, ходила учиться тому, как заниматься издательством. Сохранились замечательные высказывания Льва Николаевича Толстого об Анне Сниткиной. Хотя парадокс: лично Достоевский и Толстой никогда не встречались, а со Сниткиной встречались", – рассказывает Хотиненко.

Евгений Миронов от интервью отказывается. Говорит, что не в голосе, простужен. Впрочем, именно такое звучание подойдет для этих сцен – продуваемый Семеновский плац, зима 1849 года, ожидание смерти, инсценировка казни. "Безмерно-страшные минуты", как потом скажет Достоевский.

Задавленный бедностью, раздавленный критикой, спускающий в рулетку все, до последнего, даже платье жены, и человек, которого после смерти мир признает великим. Его творчество в фильме, конечно, тоже будет затронуто. Но режиссер уверяет: чтобы узнать, какой он писатель, его нужно читать. Лучше Достоевского все равно никто не расскажет.