О поставленном "литовским гением", как именуют Някрошюса в прессе, "Вишневом саде" один из рецензентов восторженно отозвался как о редком подарке судьбы, который в театральной жизни случается один-два раза за десять лет. Не знаю, за какие заслуги наша публика снискала благосклонность Мельпомены, но признанный московской критикой лучшим спектаклем прошлого сезона "Вишневый сад" два дня играли в Киеве.

Событием в театральной жизни Москвы "Вишневый сад" стал еще до премьеры. Высокочтимый не только в России, но и в Европе литовский режиссер хоть и закончил ГИТИС, однако в Москве до сего времени спектаклей не ставил. Чем продюсерам на этот раз удалось заманить давно и настойчиво званого в Москву Някрошюса – точно не знает никто. Лично мне не хочется верить, что главным мотивом этой работы были большие деньги, как это представляют некоторые лишенные романтических устремлений коллеги-журналисты. Потому что в таком случае, как правило, рождаются хорошо сделанные спектакли. Поставленный же великим литовцем с московскими актерами "Вишневый сад", являющийся ко-продукцией Фонда Станиславского (Москва) и театра "Мено Фортас" (Вильнюс), в рамки хорошо сделанного спектакля не вмещается. Он, как и его постановщик, вообще не вписывается ни в какие привычные стандарты и представления о том, какими должны быть современный театр и люди, его создающие. Хотя бы потому, что идет почти шесть часов. Такое могут позволить себе немногие, ибо зритель наш давно уже приучен к двухчасовым, не утомляющим своей философией зрелищам. Только "степной волк", каким является неразговорчивый театральный отшельник Някрошюс, всячески избегающий закулисных страстей и околотеатральной суеты, может презреть привычки и запросы публики. И предложить душе тяжелую работу, вовлекши зрителя в пространство филигранно выстроенного спектакля, в котором нет места сладкой иллюзии: мол, и у вас, и у нас "все будет гаразд".

Зритель наш, вопреки мрачным прогнозам, после первого действия не сбежал. И хотя после второго антракта в зале появилось достаточно свободных мест, так что, наконец, могли рассесться все безбилетники, ожидаемого провала не было – киевские театралы в финале рукоплескали не только из вежливости. Зрители переживали эмоциональный подъем, который прочищает все каналы душевной жизни.

Някрошюс пропитал ощущением изначальной трагичности бытия все пространство спектакля. Порой даже кажется, что боль и отчаяние вытеснили из пространства этого "Вишневого сада" весь воздух (художник – жена режиссера Надежда Гультяева). "Сад" неподвижных белых флюгеров превращает помещичье имение то ли в старое заброшенное кладбище, то ли в опасную для существования зону, из которой ушла жизнь. Однако в этом зараженном тлением и распадом пространстве непостижимым чудом сохранились какие-то чудаки, которые надеются удержать жизнь там, где ее, согласно неведомым им законам, уже и быть не может. И вот оказавшиеся в этой смертельно опасной зоне люди, сбившись в одну стайку, в зябкой весенней ночи ждут приезда хозяйки имения. Ждут долго. Устав, приседают, закуривают. А потом, завидев ее вдали, поднимаются и машут руками. (Смею предположить, что появление Раневской, среди прочих мизансцен и эпизодов спектакля, войдет в театральные хрестоматии.)

Стоящая спиной к залу группа людей не замечает героини Людмилы Максаковой, которая появляется совсем с другой стороны. Смертельно уставшая, больная Раневская, словно гроб, тащит за собой черную кушетку и, поставив ее на авансцене, ложится на нее лицом к зрителю. Все дальнейшее существование Раневской превратится в отчаянную попытку как-то выжить, точнее даже – создать видимость жизни. На жизнь, в которую ее хочет втянуть любящий Лопахин (Евгений Миронов), у нее нет сил. Трагедия сыгранного Мироновым Лопахина заключается в том, что, будучи капиталистом в первом поколении, он не в состоянии совместить служение красоте со служением деньгам. Что, в свою очередь, приводит этого страдающего от внутренних разногласий человека к разладу с жизнью. Впрочем, в разладе с ней находятся все герои спектакля: и нелепый Гаев (Владимир Ильин), и будущий революционер Петя Трофимов (Игорь Гордин), и положившая свою молодость на хозяйство Варя, блестяще сыгранная Ингой Стрелковой-Оболдиной, и совсем еще юная Аня (Юлия Марченко), и воспринявший волю как беду Фирс (Алексей Петренко), и все прочие герои спектакля, среди которых нет людей второстепенных и незначительных. Все они хотят счастья, все хотят любить и быть любимыми. Но вынуждены страдать, болеть и умирать (в финале герои надевают заячьи полумаски, становясь мишенью невидимого охотника, чья громкая пальба заменяет стук топора, которым рубят сад). Някрошюс убеждает нас, что жизнь – это бесконечная череда прощаний, что все "вишневые сады" в этом мире обречены.

Иной знаток хрестоматийного Чехова может упрекнуть режиссера в отсутствии оптимизма, напомнив, что классик, мол, написал комедию, завещая нам, смеясь, прощаться со своим прошлым. "Вишневый сад" можно воспринять и как комедию – в спектакле много смешных, фарсовых сцен. Однако комедия эта превращается в трагедию в нашем сознании потому, что мы слишком срослись со своим "вишневым садом", прощаться с которым, увы, рано или поздно придется каждому из нас.