ВАН ГОГ НАХОДИТ РЕАЛЬНОСТЬ В ПСИХУШКЕ

Газета "Московский Таймс"
29.01.1998
Джон Фридман

"Еще Ван Гог...", в постановке центра Мейерхольда и театра Табакова, раскрывает нам еще одну сторону творчества Валерия Фокина. В 90-ых годах этот многогранный режиссер создал серию театральных экспромтов-фантазий, отличающихся редким воображением. Большая их часть основывалась на прозе таких писателей, как Николай Гоголь ("Нумер в гостинице города NN", по "Мертвым душам"), Федор Достоевский ("Карамазовы И АД") и Франц Кафка ("Превращение"). Гораздо реже он ставил традиционные пьесы, такие как "Последняя ночь последнего царя" Эдварда Радзинского.

"Еще Ван Гог..." – оригинальное произведение, сочиненное самим Фокиным с его давним соавтором, композитором Александром Бакши. Согласно замечанию Фокина в программке спектакля, идея возникла во время репетиции "Карамазовых", когда Фокин с исполнителем главной роли Евгением Мироновым посетили психиатрическую лечебницу.

Но если происхождение "Ван Гога" и отличается от последних работ Фокина, сама постановка как тематически, так и стилистически отражает непреходящее увлечение режиссера неординарностью. Среди всего прочего, пьеса задает дискомфортный и актуальный вопрос: может, лучше нам не излечиваться от своих неврозов? В лучших моментах спектакль бьется над этим вопросом с бередящей душу драматичностью.

В центре сцены, окруженной шкивами и канатами неприкрытого закулисного пространства, мы видим подобие клетки, стоящей под наклоном (декорации Александра Боровского). Ее обитатели, пациенты психбольницы, застыли в неестественных позах. Раздается длинный, пронзительный вой сирены, и все пациенты, кроме одного, начинают царапать и рвать металлическую сетку стен.

Фигура на авансцене (Евгений Миронов), как бы связывающая нас с остальными участниками действа, дольше всех сохраняет молчание и неподвижность. Когда стены клетки неожиданно выпрямятся, а передняя панель опустится, превращаясь в ряд больничных кроватей, выяснится, что он и есть "еще один Ван Гог". Это ангелообразный пациент, пишущий картины, которые его несносная мать (Евдокия Германова) забирает и выгодно продает.

Действие представляет собой смесь реальных и воображаемых событий, грань между которыми полностью стерта. Невинный врачебный обход превращается в нечто похожее на эстетично спланированный бунт. Словно заедающая пластинка, доктор (Андрей Смоляков) начинает повторять слова, и этот ритм подхватывают и поразительная жужжащее-гудяще-скрипучая звукопанорама Бакши, и дикие пляски обитателей больницы (хореография Николая Андросова).

Визит матери "Ван Гога" также начинается как обыденное явление. Бесцеремонная, язвительная, побаивающаяся своего сына, она быстро обнаруживает набор тех фобий и навязчивых идей, которые мы привыкли считать нормальными – при этом, как и она, воспринимая полуобморочный уход "Ван Гога" в себя как ненормальность. Эта интерлюдия, как и все в постановке, в итоге переходит в неукротимый ритуальный танец, который хоть на мгновение, но высвобождает участников из обычно сдерживающих их уз – будь то узы болезни или приличий.

Фокальная точка происходящего – одухотворенное лицо Евгения Миронова. В чем бы не заключалась болезнь его героя, это – личность, сохраняющая через свои творческие импульсы связь с чем-то божественным. Зачастую ограниченный в возможности выражаться с помощью мимики и жестов, актер создает берущий за сердце образ человека, которым управляет внутренняя гармония – до тех пор, пока его не подвергают лечению.

У спектакля множество достижений: Миронов подтверждает свой статус актера выдающейся тонкости и глубины; Бакши вплетает свою эклектичную, необычайно яркую музыку в композицию Фокина с легкостью и безупречностью, напоминающими о кинотандеме Майкла Наймана и Питера Гринавэя; сам Фокин вновь доказывает, что он режиссер абсолютно нестандартного видения.

Если у меня есть и жалобы – а как им не быть – то, во-первых, на то, что "кусковатой" постановке недостает четкого драматургического построения. Фокин, несравненный в создании мощных, мучительных образов, слабоват в выстраивании основной сюжетной линии, динамично соединяющей эти образы. К тому же сомнительны некоторые диалоги Ивана Савельева – многообещающий молодой лауреат прошлогодней премии "Антибукер" в номинации "драма" дебютирует тут в профессиональной постановке, хотя только как автор отдельных диалогов. Реплики, которыми обмениваются "Ван Гог" с матерью, резки и лаконичны, но более поздний разговор доктора и матери о природе здоровья и болезни настолько "разжеван", что превращается в банальность.

Эти замечания, однако, – малосущественное отступление. Постановка представляет собой смелое и глубокое исследование сложных взаимосвязей творчества, психического отклонения и "нормального" поведения.

Фокин, безусловно, художник, и его задача рассказать о проблеме, а не решить ее. Но когда смущенный доктор, с горечью повторяя слова "стресс" и "таблетки", удаляется, чтобы вколоть "Ван Гогу" дозу успокоительного, невольно задумываешься: а не путает ли наша эпоха транквилизаторов и психиатров уравновешенность с ощущением счастья?


[Перевод Натальи Фрыкиной для Официального сайта Евгения Миронова]