ЗАЯЧИЙ САД

Газета "Ведомости" №12
07.07.2006
Дина Годер

В июле один раз покажут знаменитую постановку Эймунтаса Някрошюса

Три года назад, когда Эймунтас Някрошюс, которого уже давно принято называть "сумрачным литовским гением", согласился поставить спектакль с московскими актерами, – это казалось чудом. Ведь до того режиссер ни на какие уговоры москвичей не соглашался. Теперь мы уже привыкли, что в Москве есть "свой собственный Някрошюс" и, хотя играют его "Вишневый сад" редко (не так-то просто собрать вместе столько звезд, работающих в разных театрах), чудом он быть не перестает. Спектакль этот – негармоничный, нервный, трудный, к тому же очень длинный (на премьере он длился больше шести часов, сейчас ужался до пяти) – действует в лучших своих сценах так мощно, так остро и захватывающе, как мало какая московская постановка.

Самое поразительное в этом "Вишневом саде" – любовь. Любовью полно все, ее не пять пудов, как когда-то писал Чехов о "Чайке", а куда больше, но для героев она остается несбыточной. Раневская, которую Людмила Максакова играет сломленной после гибели ребенка, смертельно любит оставленного в Париже любовника. Лопахин (его тонко, глубоко, тревожно играет Евгений Миронов) изнемогает от любви к ней. С виду грубоватая Варя (у Инги Оболдиной – одна из лучших ролей спектакля) безнадежно мечтает о Лопахине, в Дуняшу влюблены и нелепый лысый Епиходов, и смешной кудрявый Яша, а она сама не может разобраться, кто ей больше нравится. Вспыльчивый Петя любит веселую тоненькую Аню, его, кажется, Шарлотта, на которую с восторгом смотрит Симеонов-Пищик... И ведь никто не может надеяться на ответ, даже Петя с Аней, чья любовь кажется взаимной, так боятся испугать друг друга, что у них тоже, наверное, нет общего будущего.

В этом спектакле о гибели дома, по которому громадным, скрипучим и древним стражем ходит Фирс – Алексей Петренко, все думают только друг о друге, все берегут друг друга, стараясь сохранить остатки отнимаемого тепла. И когда Гаев (Владимир Ильин) – домашний, мягкий, добродушный, – после тяжелых разговоров усаживает рядом с собой на полу племянниц, вываливает перед ними из карманов кучу конфет и начинает старые домашние игры, кидаясь конфетками и наклеивая выросшим девчонкам фантики на лоб, зал захлебывается от восторга и нежности.

Но, как считает Някрошюс, любовь друг к другу и к дому не поможет всем этим милым, добродушным, неспособным к сопротивлению героям, спастись. Они как зайцы: как бы ни веселились на полянке, ни думали о счастливом будущем, все равно будут убиты охотником. И в финале вместо ударов топора, вырубающего вишневый сад, мы слышим грохот выстрелов. Это охота на зайцев.