... 8 апреля воронежцы могли познакомиться с другой интерпретацией "Вишневого сада" – постановкой литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса. "Этих прибалтов и близко нельзя подпускать к русской классике", – фразы примерно такого толка можно было слышать от многих зрителей, пришедших в тот вечер в театр. Наверное, такая эмоциональная реакция если и не правильна, то объяснима. Спектакль создавал несколько зловещее впечатление, ведь проблемы, поднятые в нем, так ощутимы в наше время. "Вишневый сад" Някрошюса – это рассказ о человеческом непонимании, о том, как люди не умеют и не хотят слушать друг друга. Иногда кажется, что герои произносят фразы, ни к кому не обращенные, что между ними не возникает диалога, что они существуют каждый по отдельности, не смотрят друг другу в глаза и говорят как будто сами с собой. Слишком сосредоточены только на себе, эпизод за эпизодом отдаляясь и отдаляясь друг от друга. В результате Лопахин так и не сумел сделать предложение Варе, хотя все показывало, сколь это было желанным для них обоих. Евгений Миронов и Инга Стрелкова-Оболдина, в отличие от исполнявших эти роли в Кольцовском театре Светланы Поваляевой и Константина Афонина, передали ощущение двух любящих душ, которые так тянутся друг к другу, так хотят быть вместе. Но это не случилось или потому, что, как и все другие персонажи, они тоже слишком обособлены, или потому, что такому чувству, как любовь, не находится места в жизни. Отношения же героев Поваляевой и Афонина выглядят какими-то невыстроенными: из спектакля было непонятно, почему Лопахин хочет сделать предложение именно Варе, а не кому-то еще.

Някрошюсовский "Вишневый сад" выдержан в жестких тонах: отсутствуют декорации, благодаря чему создается впечатление ужасающей пустоты. Герои на этом огромном пустом пространстве кажутся особенно скованными, неестественными и потерянными. Даже сцена бала в третьем акте обозначена скорее условно: праздник идет, но его не видно – не слышно музыки, нет танцующих пар, на сцене находится два-три человека. И постоянно нагнетается ощущение надвигающейся беды.

Поистине пугающей фигурой у Някрошюса выглядит Петя Трофимов: если в ивановской постановке исполнитель этой роли Валерий Потанин создал образ, в принципе, неплохого человека, который говорит не такие уж и глупые вещи, но ему просто не хватает целеустремленности, то герой Игоря Гордина – настоящий демагог. Пафосные фразы типа "Вперед, к новой звезде" он произносит неестественным визгливым голосом, сопровождаяет свои слова несуразными жестами, выдавая собственную несостоятельность. И страшно становится перед наступлением такого времени, когда на сцену выходят пети трофимовы – вечные студенты и недоучки, которые "выше любви" и которые, к сожалению, находят сторонников в лице ань, так легко поддающихся на эти речи.

Свой неутешительный прогноз Някрошюс высказывает в финальной сцене: Фирса оставляют одного в доме, а за окнами стучат топоры, как образ надвигающейся катастрофы. "Забыли, – с болью в голосе говорит Фирс (артист Алексей Петренко), – забыли". И кажется, что "забыли" относится не к этой отдельно взятой человеческой судьбе, а к нашей жизни в целом, когда легче не услышать другого, легче отгородиться ото всех и делать вид, что ничего не замечаешь и что ничего не произошло. Поэтому вполне возможно, что зловещее звучание някрошюсовского спектакля с не менее зловещим концом – это своеобразное предупреждение, призыв задуматься перед приближающимся ужасом будущего.