РУССКАЯ ГИРЯ ДЛЯ ЛИТОВСКОГО СЧАСТЬЯ

"Еженедельный Журнал" №078
15.07.2003
Глеб Ситковский

До сих пор Эймунтас Някрошюс говорил с нами в своих спектаклях лишь по-литовски. И в Москве есть люди, которые всерьез (это не преувеличение) подумывали о том, чтобы навсегда эмигрировать в маленькую гордую республику, славную своим перенасыщенным театральным раствором, и литовский выучить только за то, что им разговаривал Някрошюс.

Стараниями Фонда Станиславского гитисовский выпускник Някрошюс стал теперь еще более наш, чем был прежде. Русские актеры, которым обзавидовалась вся театральная Москва, ездили репетировать "Вишневый сад" в Вильнюс, а затем вернулись сюда вместе с Някрошюсом, завершив дело премьерой в новоотстроенном Центре СТД на Страстном бульваре.

Тех, кто отправлялся на спектакль, вовсе не напугали слухи о том, что "Вишневый сад" идет шесть часов и с тремя антрактами. Потому что все были твердо уверены: нас ожидает шесть часов счастья. Про "Вишневый сад" можно рассказывать взахлеб. Про то, как по-детски дурачась, носится по сцене Аня (Юлия Марченко) с игрушечным зайцем в руках – петляя, взвизгивая и уворачиваясь от погони. Про то, как Гаев (Владимир Ильин) в знак примирения с Аней и Варей ( Инга Стрелкова-Оболдина) заговорщицки насыпает на стол три большие кучки леденцов, а те давятся сладостями, жмурятся от счастья, как кошки на солнце, и ластятся к дяде. Про Раневскую (Людмила Максакова), которая, узнав о продаже сада, приманивает птах, рассевшихся на деревьях, а потом, чтоб не заплакать, крепко зажимает зубами платок. И про потрясающий монолог Евгения Миронова (Лопахин): своим "Музыка, играй!" он спугнет мильоны птиц, и они, поднявшись в воздух, многоголосой болтовней устроят нам такую музыку, что она, наполняя уши гулом, проникнет во все поры души.

Но одновременно этот "Вишневый сад" оставляет и ощущение того, что согласившийся на работу с русскими актерами Някрошюс попал, как выразился персонаж другой чеховской пьесы, "в запендю". Это "запендя" русской психологической школы, которая, как тяжелая гиря, лишила спектакль прекрасной легковесности, столь свойственной Някрошюсу. Отчего-то тянет углубляться в детали и сравнивать актерскую игру, чего совершенно не хотелось делать на прежних спектаклях Някрошюса: про его актеров даже нельзя было сказать, хороши они или плохи. Сейчас же про Миронова можно сказать, что он чрезвычайно хорош, – он русский, и это многое объясняет.

Еще одна "запендя", подстерегшая режиссера, – крохотная сцена Центра СТД, убившая что-то важное в някрошюсовской Вселенной. Этому режиссеру теснота противопоказана категорически. Куда-то исчезла головокружительная гулкость, насыщавшая, к примеру, пространство "Трех сестер". Актерам, едва разбежавшись, приходится тут же тормозить. Взор, приготовившийся неторопливо пересечь большие пустые пространства и, оттолкнувшись от задника, вернуться в кувырке обратно, вязнет в попутных подробностях, словно муха в вишневом варенье. Остается ждать сентября, когда Някрошюс вернется в Москву и приспособит свой "Сад" к большой сцене. Спектакль наверняка еще будет меняться.