... Еще одна ступень в освобождении от общественных и культурных театральных норм – спектакли Кирилла Серебренникова. В самых первых своих московских постановках он вывел на сцену непривычных тогда для нашего зрителя героев и заговорил на темы, которые еще не принято было обсуждать в театре. Однако пьесы Сигарева, Равенхилла и Пресняковых написаны по стандартным сюжетным схемам, а персонажи их призваны вызывать в зрителях обычные, допостмодернистские чувства. И только в своих последних работах Серебренников заговорил уже без всякой скидки на вековые традиции.

Его "Господа Головлевы" идут в полном разрезе с очень сильным в нашем обществе представлением о роли искусства, о том, что в любом произведении, каким бы мрачным оно не было, обязан возникнуть свет в конце тоннеля (вспомним снова "tuntuntun" и неоновую вывеску "Tunnel" в "Роберто Зукко" – не ирония ли это над тем же самым понятием?). В Головлево свет отключен за неуплату, а все персонажи сплошь недочеловеки. Это царство вечной зимы, где настоящее и живое моментально покрывается коркой мерзлоты. Вязкое, удушливое пространство, словно сколоченное из жесткого дерева. Громадные белые тюки, в начале спектакля сложенные аккуратной стопкой в углу, по ходу действия постепенно поглощают пространство и к концу заполоняют всю сцену, превращаясь в засыпавший землю снег, белый саван без единого пятнышка. Смерть подчиняет себе мир, выедая его изнутри. Сердцевина смерти – Иудушка Евгения Миронова. Актера, как и Серебренникова, упрекали в отсутствии развития – но какое развитие может быть в загробном мире? Никакого. Есть только сплошное нагнетание пустоты, Иудушка чувствует себя все уверенней, расправляя мушиные крылья и забывая страх перед ведьмоподобной маменькой. А потом остается один, и его преследуют призраки тех, кого он свел в могилу, и негде ему от них спрятаться. Он ютится в крошечном уголке сцены, нескольких квадратных метрах, еще пригодных для жизни, и мучается от тоски, оставшись наедине со смертью. И, не выдерживая, выходит из дома, легким движением бросаясь в снег, полегая последней жертвой в мире, который он построил и который уничтожил его самого. "Господа Головлевы" – спектакль-приговор, спектакль-панихида; Серебренников говорит, что никто не может быть оправдан в своих грехах, все равны перед Страшным судом, после наступления апокалипсиса. В поставленной им до того "Голой пионерке" церковь была альтернативой коммунизму, возможным путем ко спасению, и героиня в финале уходила в щель, лучащуюся горячим светом; в "Господах Головлевых", где каждый крестится по-своему неправильно и все лицемерят перед Богом, от церкви не осталось ничего, кроме пустой оболочки, выброшенной, как фантик. И грозного правосудия, вершимого не Богом, но дьяволом. Там, где Бог не умер, но потерпел окончательное и сокрушительное поражение. ...