М. Салтыков-Щедрин. "Господа Головлевы"

Кирилл Серебренников выпустил долгожданный спектакль с Евгением Мироновым в роли Порфирия. Режиссер поработал еще и художником по костюмам, и автором инсценировки.

Инсценировка – всегда компромисс, если режиссер не задавался целью воплотить текст целиком – как Фоменко или Женовач. Чему-то удается найти сценический эквивалент: так, строптивый нрав Степки-балбеса (Эдуард Чекмазов) обозначен подожженной юбкой у дворовой девки. Чем-то приходится жертвовать: например, из двух разных визитов бывшей нахлебницы Анниньки (сначала победительного визита провинциальной примы, потом последнего пути в родной дом-гроб) Серебренников сделал коллаж. Хотя отчаянный дар Евгении Добровольской явно заслуживал более цельной роли.

Фантазия и изобретательность у экс-физика Серебренникова и впрямь неистощимая. Чего только он не навыдумывал вместе со своим художником Николаем Симоновым! И мушиный рой многочисленных рук (а затем это и мушиные крылышки за спиной зудящего Иудушки). И дьявольски исковерканные крестные знамения. И спущенные детские колготки на великовозрастных недорослях Головлевых. И порхающий призрак Иудушки в воображении умирающего Павла (Алексей Кравченко). Призрак становится явью – и вот уже Иудушка крестится над Павлом... шестью паучьими лапами.

Нарисован образ пустеющего мира, где по-паучьи прибирает все к своим рукам Иудушка, изводя окружающих, как кусачий овод. Но это скорее отточенная графика, нежели мрачная живопись. И, отдавая должное изобретательности режиссера, ловишь себя на мысли, что горло не сжимает тоскливая духота романа Салтыкова-Щедрина.

Не страшен Иудушка Евгения Миронова. Он виртуозен в своем пустопорожнем лопотании.

Он невероятно пластичен – то тянется в струнку, то угодливо гнет спину, то ястребом кружит, то распрямляется во всю свою худосочную ширь, то дряхлым слепцом таскается по опустевшему дому.

Частенько он смешон, порой жалок. Евгений Миронов, сыгравший в своей артистической жизни столько оттенков светлого, – актер цельный и обаятельный. И кажется, что его собственная "бездна" (источник вдохновения для образа Иудушки) не так уж глубока. Впрочем, может, таковы лишь премьерные ощущения – ведь эта роль без дна.

Иудушку блистательно "доигрывает" Алла Покровская (Арина Петровна). Тот тихий ужас, который должно вызывать завораживающее иудушкино пустословие, живет в ее глазах отраженным и во сто крат усиленным светом: "Кого я родила?!" Ответ приходит слишком поздно, и гневное "Прокляну!" становится – по Серебренникову – предсмертной агонией.