В конце года московские театры показали такие комедии, от которых смеяться не очень-то хотелось

Под Новый год, так уж повелось, люди хотят веселиться. То ли устают очень, то ли еще что, но праздник этот – самый радостный из всех и какой-то простодушный. Те, кто занимается в эти дни нашим досугом, выдают народу искомое – премьеры разнообразных комедий в театрах и кино, ну, и все эти шутки юмора на телеэкране. Чего-чего, а подобного добра у нас в переизбытке. И вот, как хотите, а пресловутый "Аншлаг", в зубах навязший, свое дело сделал. Кто только с ним ни боролся, даже депутаты Госдумы отметились, а он, курилка, продолжал трудиться в поте лица своего. И дотрудился до того, что мы, похоже, окончательно утратили чувство юмора. Ну, или перестали понимать, над чем смеяться-то теперь надо. Давно забытые тонкости, изящные намеки и изысканное остроумие если и остались в обиходе, то проходят по уничижительному разряду: юмор не для всех. А для всех предлагается весомое, грубое и более чем зримое комикование. То-есть, берут тебя за шиворот и трясут что есть мочи: смейся, паяц, зря мы, что ли, тут стараемся, рожи корчим.

А в театре, само собой, разнообразные антрепризы, на чес по стране рассчитанные, руку приложили, отвратили от здорового веселья нормальную публику, не готовую, глядя на пошлые кривляния, так уж сразу за живот хвататься. Ну и мы, театральные критики, тоже свою лепту внесли, постарались. Комедии у нас низшим жанром числятся, презрительным словом "коммерческие" обозначаются. Мол, если кому так уж смеяться хочется, животы надрывать, то и Бог с ними, но историю театра делают совсем другие спектакли, серьезные, крупные по смыслу, сложные по форме. Может, оно и так, а только ведь и отдохнуть иногда хочется, от проблем отойти и оттянуться на всю катушку. Вот хотя бы в Новый год, под шампанское и конфетти. Я уж не говорю о давно забытом умении через уморительно смешное о серьезном говорить. В этом смысле знаменитый спектакль Анатолия Эфроса по гоголевской "Женитьбе" – вершина непревзойденная. До него нынешним нашим потугам, как до Марса, лететь – не долететь. В нынешних творениях и смешное не смешно, и серьезный смысл никак не просматривается. Вот и выходит – комедии, как и положено, появились, а посмеяться вволю так и не удалось. Ни на "Тартюфе" мольеровском в театре "Ленком", ни на "Фигаро", поставленном Кириллом Серебренниковым в только что созданной Театральной компании Евгения Миронова. Вот разве что мхатовские "Примадонны" не подвели – ну да, глупость полная, а смеешься, наверстывая упущенное. ...

А тут, блин, граф

На спектакле "Figaro. События одного дня" и вовсе не до смеха. Серьезный режиссер Кирилл Серебренников сразу предупредил, что намеревается Пушкина, некстати сравнившего пьесу Бомарше с бутылкой шампанского, опровергнуть. Поведал в телеинтервью, что не видит в этом тексте ничего особо смешного. Странно, конечно, но пусть так. Только что тогда он в нем видит? Вот в чем вопрос, как сказал бы принц Гамлет.

Текст Бомарше заново переведен Марией Зониной и переписан самим Серебренниковым. И все для того, чтобы перенести действие поближе к современности. Без этого классика – считает режиссер – сегодня неинтересна. Черт с ней, перенесли. Фигаро с Сюзанной режут к свадьбе салат оливье, а слова "сучка", "клево", "хана" и "блин" летят в зал вместо ожидаемых брызг шампанского. Думаете, хоть что-то из этого проистекает? Как бы не так. Громоздкая декорация (сценограф Николай Симонов) живо напоминает недавний мхатовский "Лес" и отсылает нашу зрительскую память в 70-е годы прошлого века. А что тогда с графом делать прикажете, которого так и продолжают величать графом? Да и французские имена никто не поменял. Действие где и когда происходит, граждане? Или это клички такие, и графом называют крутого пахана, который вовсю пользуется правом первой ночи? Так в 70-е они тихо по лавкам сидели, недаром теневиками звались. Условная какая-то современность получается.

Столь же условно и все остальное. У Фигаро печаль в глазах – так задумано. Да еще время от времени он к инструменту присаживается и поет по-французски Сержа Гинсбура. А вот отчего он скучает-грустит, понять не удалось. Вроде все в конце концов удачно складывается. На Сюзанне женился, мать нашлась, графа, как положено, облапошили. В чем проблема? Ну да, монолог знаменитый он произнес, рассказал, как трудно ему в газете работалось – самоцензура заела, потом сценарий сочинил – что-то такое про мусульман написал, а это, сами знаете, нынче чревато, не поставили. Но именно тут вслед за Станиславским хочется сказать: не верю. Слова эти, Серебренниковым выдуманные, были просто словами, Фигаро, публике представленный, к ним никакого отношения не имел. Так, слова, слова, слова... Бенефисная, в сущности, роль сыграна Евгением Мироновым как-то совершенно не интересно. Ну, или не увлекательно, так точнее. Заскучавшей публике только и оставалось, что вспоминать о знаменитом спектакле Театра сатиры и о блистательном Андрее Миронове, который, кстати, тоже играл грустного Фигаро (а какая при этом легкость, изящество и артистизм – упоение одно). И монолог его звучал по тем временам весьма современно (слов, однако, не меняли, никакой актуальности не вписывали), публику задевал. Но лучше не вспоминать – окончательно тоска заест.

Справедливости ради скажем, что в этом спектакле, не пойми о чем поставленном, отлично играют Елена Морозова (Графиня) и Виталий Хаев (Граф), редкие минуты вовлеченности в действие связаны именно с ними. И совсем молоденькая Юлия Пересильд, без сомнения, здорово могла бы сыграть Сюзанну в какой-нибудь иной "Женитьбе Фигаро", в той, где меньше претензий и больше смысла. Темперамент, легкость и чувство юмора – все при ней. Отсутствие смысла – и есть главная проблема этого весьма амбициозного "Фигаро". На сцене была явлена не комедия и не драма, а какая-то зияющая пустота, небрежно декорированная. Впрочем, авторы прямо во время спектакля критиков предупредили, чтобы не судили строго. Фигаро среди прочего сказал вдруг ни к селу ни к городу примерно следующее: мол, в первый раз играем, но критикам же не объяснишь, что еще сыро. Действительно, не объяснишь. ...