Кирилл Серебренников перечел "Женитьбу Фигаро"

Спектакль Кирилла Серебренникова "Figaro. События одного дня" демократичен и незамысловат, как салат оливье. Заготовка которого – едва ли не главная забота героев постановки. И, в общем, ее единственный смысл, если не считать открытия новой театральной компании Евгения Миронова, сыгравшего в премьере главную роль.

Написанный Бомарше в наивно-революционную эпоху прохвост Фигаро в сравнении с режиссером Кириллом Серебренниковым тугодум, увалень, тюфяк. За время, пока он прокручивает одну сюжетную интригу, самый востребованный московский постановщик создал бы пару-тройку драматических спектаклей, один бы тут же экранизировал, отвлекся на оперу, а в перерывах сбегал на ТВ – рассказать зрителям о модном кино и блеснуть новыми ботинками. При взгляде на эту выдающуюся активность у стороннего наблюдателя возникает примерно такое же чувство, как у героя романа Юрия Олеши "Зависть", описывающего привычки великого колбасника Бабичева:

"Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек. Желание петь возникает в нем рефлекторно. Эти песни его, в которых нет ни мелодии, ни слов, а есть только одно "та-ра-ра", выкрикиваемое им на разные лады, можно толковать так: "Как мне приятно жить! та-ра! та-ра!.. Мой кишечник упруг! ра-та-та-та-ра-ри! Правильно движутся во мне соки! ра-та-та-ду-та-та! Сокращайся, кишка, сокращайся! трам-ба-ба-бум!"

Я живо представляю, как самые разные люди отзываются о нашем герое с высокой похвалой: "Кирилл Серебренников – один из замечательных людей государства".

И ведь на это нечего возразить. Он чуть не в одиночку отвечает за весь актуальный русский театр – по крайней мере, для широкой публики. Играючи крушит рутину, забавой просвещает. И он несет эту ответственность весело и легко, как поющий по утрам Андрей Петрович Бабичев.

Новейший "Фигаро" – очень наглядный и откровенный пример этого пения в клозете. Рефлекторного, на сытый желудок, с довольным урчанием переваривающий праздничный оливье с колбасой.

Декорация Николая Симонова уже привычно выгораживает на сцене интерьер с оглядкой на советские 1970-е (как в лучшем спектакле Серебренникова – мхатовском "Лесе"). Герои Бомарше говорят прозой (перевод Марии Зониной), густо, словно майонезом, перемазанной не то чтобы современным сленгом, а какой-то унылой пародией на него, призванной вроде бы актуализировать текст. К примеру, призывник Керубино в трусах (Александр Новин) боится военкомата и горячих точек, поэтому ему не увильнуть от армейских шуток в исполнении Миронова-Фигаро, вызывающих даже не оскомину, а попросту недоумение: самим-то шутникам они не осточертели? Но в хорошей компании, поди, и хрюкнуть смешно. А компания в "Фигаро" на загляденье.

Лия Ахеджакова и Авангард Леонтьев (Марселина и Бартоло), Елена Морозова и Виталий Хаев (графиня и граф; роли, удавшиеся лучше прочих) – нет, эти прекрасные актеры не в силах оправдать премьерную постановку, но по крайности позволяют смотреть на сцену, а не в потолок. Наконец, Евгений Миронов (Фигаро). Очень жаль, но самая яркая звезда своего поколения производит здесь впечатление очень трудолюбивого и очень уставшего человека, который посреди банкета решил вдруг высказать кое-какие мысли на социальные и политические темы. Этот неулыбчивый, сосредоточенно-деловитый Фигаро, кажется, только и ждет момента, чтобы прочитать с авансцены знаменитый монолог о несправедливости мироустройства.

Совершенно непонятно, с какой стати. Оливье ему, что ли, не мил?