"Рассказы Шукшина" Алвиса Херманиса в Театре Наций

Конец года оказался по традиции отмечен целой россыпью замечательных – а можно сказать, знаменательных или даже знаковых – событий во всех видах и родах искусства, во всех сферах прекрасного. Обо всем на одной-двух газетных страницах при всем желании не расскажешь – мы в данном случае отобрали те явления, которые несут в себе отчетливо позитивный заряд и потому в меру сил противостоят и тем деструктивным, разрушительным тенденциям, которые давали о себе знать на протяжении всего тяжелого високосного 2008-го. И тем тревожным ожиданиям, что повсеместно завладели сегодня решительно всеми умами и чувствами...

Если что и поможет нам достойно пережить экономический кризис – то только высокое, настоящее искусство. Мысль эта проговаривается в последнее время все отчетливее – и она отнюдь не так прекраснодушно наивна, как это могло кому-то показаться.

Мы смогли написать далеко не обо всем важном и выдающемся, что произошло в декабре, равно как и в предшествующие месяцы. К каким-то из явлений – к премьерам, акциям, экспозициям, книгам завершающегося года – мы еще вернемся в году будущем. Ибо сказано: ars longa vita brevis. Жизнь коротка, искусство вечно.

Этого спектакля ждали. Более того, он шел к премьере именно что в статусе особых, повышенных ожиданий, которые Москва театральная (отмеченная сегодня печатью как никогда превозобладавших на ее широких просторах вялости и предсказуемости), пожалуй, уже и запамятовала, когда переживала в последний раз.

Ждала продвинутая молодежь, уже наслышанная, что Херманис – это "очень круто", и желчные староверы, добродушно ворчащие, мол, наконец-то новое поколение сценических деятелей одумалось и оставило свои новомодные бредни ради возвращения к истокам, к несправедливо забытому нашими подмостками Василь Макарычу. Ждали адепты концептуального режиссерского театра: для них имя дебютирующего в России латвийского постановщика, увенчанного многими престижными фестивальными призами и международными премиями, едва ли не номер один в условном топ-листе. Ждали и те, для кого главным в театре был и остается "его величество Артист" (в особенности тот, чье величие подтверждено звездным кинотелевизионным статусом). А заблаговременно анонсированный первый в истории сценический дуэт Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой заставлял, разумеется, сжиматься в сладостном предвкушении сердца не только последней зрительской категории, но и публики светской, страсть как падкой в первую голову до селебрити.

Вообще нужно сказать, что "проект" был в смысле всякого рода предвосхищений задуман и сконструирован идеально – с точным расчетом на то, что всякий, как говорится, сможет найти здесь свою нишу. Да к тому же еще грамотно действующие пиар- и маркетинговая службы Государственного Театра Наций не упускали случая поддать жару: творческая группа спектакля отправилась в село Сростки, на родину писателя, – напитаться, так сказать, атмосферой, духом автора – жест в лучших отечественных традициях... Хаматова рассказывает, что она будет выступать у Херманиса в ролях ни много ни мало реки, комаров и коровы – набор интригующий... Премьерный блок, ввиду все продолжающегося "национального" долгоперестроя здания бывш. Корша, решено сыграть в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, сиречь "Стасике" – одном из самых пафосных мест сегодняшней театральной столицы, на его прекрасной, с иголочки, Малой сцене, скрывающей в себе недюжинные технологические возможности.

...Спектакль, надо думать, не без известного напряжения ждали и имеющие на то специальные основания чиновники – государственные мужи, непосредственно способствовавшие назначению Миронова Е.В. на пост художественного руководителя Театра Наций, произошедшего в обстановке небольшого скандала в благородном семействе, а затем, на протяжении почти двух лет, как-то не особо убеждавшего в своей необходимости и творческой целесообразности. Нетерпеливо ждали, это уж наверняка, недоброжелатели, противники этого административного решения: "Европейское, значится, будем ставить в ряд с национальным... Ну-с, посмотрим!.."

У "Рассказов Шукшина" в этом сценическом прочтении есть одно удивительное качество – они, кажется, способны оправдать решительно все ожидания самого разного свойства. "Западники" увидят здесь прежде всего общую стильность работы, осмысленно внятную ориентацию на общемировые театральные стандарты современности, радующее глаз торжество визуальности (и будь здоров какое, если иметь в виду главный элемент оформления – сделанные художницей Моникой Пормале громадного размера фотопортреты нынешних обитателей Сросток, последовательно меняемые рабочими сцены для каждого из разыгрываемых рассказов – выразительные настолько, что на этом фоне, надо думать, резонно отказались бы выступать 9 из 10 наших тружеников кулис, но только не команда, ведомая Херманисом). А "почвенники", в свою очередь, скорее всего, не смогут не оценить ту экзистенциальную, зачастую абсолютно алогичную "широту" русского человека, которую так проницательно подмечал в галерее своих "чудиков" писатель Шукшин и которую исполнителям удалось поймать, прочувствовать, сделать главным содержанием коллективного "штриха к портрету" нации.

Те, кто ценит театр, да и всякое искусство, главным образом за даруемую им возможность вволю похохотать – они также будут спектаклем сполна вознаграждены. Он не просто смешной – он местами смешной уморительно, до коликов: когда Миронов с Хаматовой идут в актерский "отрыв" (а, надо сказать, делают они это на протяжении почти трех с половиной часов сценического действия с завидной частотой), то перед нами материализуется вдохновенный гимн игровой, ликующей, скоморошествующей природе театра, торжество комического начала, не в шутку грозящее надорвать пресловутые животики. Подлинные протагонисты постановки (безусловные претенденты на звание "Лучшей пары сезона") – они, будучи небезосновательно возведены в ранг ведущих и даже главных представителей профессии своего поколения, явно истосковались по такой вот, свободно-бесшабашной, на грани фола манере исполнения, что пользуются ею с каким-то хрустящим смаком, достигая вершин искусства клоунады. Но при этом – благо мастерство позволяет – ни единожды не оторвавшись ни от смысла сценического существования, ни от образов, ни от – не побоимся этого слова – сверхзадачи. У шести остальных исполнителей, набранных в постановку по разным столичным труппам, которым приданы по большей части функции "вторых скрипок", промелькнет порой то несколько натужное чисто внешнее комикование, то "капустные" мотивы – хотя, справедливости ради, скажем, что общего вкуса этого аппетитно приготовленного блюда по большому счету никто не портит.

Но отнюдь не позабыты и те зрители, которым настоятельно требуется в зале взгрустнуть, попереживать, смахнуть горячо прошеную слезу. Конструкция спектакля (весьма незатейливого по своей форме – десять один за другим подробно разыгрываемых рассказов, если чем и объединенных, то только поэтикой автора, да еще местом действия – Россией) выстроена таким образом, что от начальных, преимущественно залихватски веселых историй ("Степкина любовь", "Сапожки", "Микроскоп") мы вместе с создателями медленно, но верно, притом как-то незаметно, дрейфуем в направлении высокой трагикомедии. Исполняемой все с той же живостью и зажигательностью, только вот к аромату забавного все отчетливее подмешивается привкус и русского народного абсурда, и расейской невесть откуда берущейся сжигающей тоски, и национальной неизбывной боли. Нет, смех по-прежнему громко звучит и после антракта, только вот в лучших эпизодах второй части ("Жена мужа в Париж провожала", "Срезал", "В воскресенье мать-старушка") он чем дальше, тем явственнее начинает звучать – как и должно в русском театре – сквозь сами понимаете что...

Однако несмотря на весь неуклонно нагнетаемый к финалу драматизм, с сильным поражающим эффектом взрывающийся в последнем рассказе "Степка" (где Миронов – непутевый парняга, бессмысленно и обреченно бегущий из тюрьмы всего за три месяца до освобождения, а Хаматова – по-собачьи любящая его глухонемая дурочка-сестра), несмотря на то, что здесь все же достигается театральное созвучие используемым в качестве музыкального сопровождения аутентичным "лирическим протяжным" и "похоронным причитаниям", записанным по деревням разных областей большой страны, – невзирая на все это, мы имеем дело с подлинно демократическим, вослед Шукшину, произведением, со спектаклем, который призван быть люб всем без исключения зрительским категориям. С коммерческим, в позитивном звучании этого слова, продуктом.

Я слышал, что серьезные специалисты в области квартирных работ предпочитают не употреблять сегодня термин "евроремонт" – это вроде как моветон, – заменив его словооборотом "ремонт класса "Люкс"". Так вот, "Рассказы Шукшина" – это определенно спектакль класса "Люкс". Дорого. Качественно. Стильно. С максимальным соответствием к любым запросам самых взыскательных клиентов.