... Театральное событие 1994 года – спектакль " Орестея " по трагедии Эсхила, поставленный в Москве немецким режиссером Петером Штайном, – вызвало огромный резонанс в прессе задолго до премьеры. Ажиотаж был связан с ожиданием увидеть восстановленную в максимально чистом виде античную постановку. Критики много рассуждали о катарсисе, но катарсиса, по выражению одного представителя румяной братии, "не дали". Вместо цельного действа перед зрителем предстала некая тройственность: первая часть – максимально стилизованная, античная, трагическая; вторая – психологическая драма, переходящая в мелодраму; третья – комедия. Возмущению публики не было предела: так издеваться над Эсхилом!

Для того чтобы понять замысел Штайна, не следовала тревожить ни Аристотеля, ни даже самого автора "Орестеи". Можно было обойтись даже без аллюзий на социальный контекст. Достаточно было ознакомиться с первым философским опытом Фридриха Ницше, чтобы понять: Штайн показал не античную трагедию, а трагедию античности.

Первая часть (кстати, "Хоэфоры", – здесь сохранен еще идеальный зритель античной трагедии: хор, которому суждено пасть под натиском Эврипида) – битва титанов. Чего стоит одна фигура Клитемнестры: она полагается лишь на свои силы, не апеллируя ни к каким богам, руководствуясь лишь собственной волей к мщению, собственными страстями. Здесь действует чудовищная воля рока: под его горячую руку попадают виновные и невинные. Погибает невинная Кассандра, перед смертью взывая к небу: пусть о ней вспомнят, когда придет время мщения за Агамемнона. Нечего и говорить, что эта мольба остается неуслышанной. Кассандра сгинула в пучине судьбы. Ни рефлексии, ни раскаяния, только стремление к власти, к мести, к свободе.

Второе поколение вырастает мелким. Аполлон при помощи угроз вынуждает трусоватого Ореста мстить за отца. В свои права вступает психологический метод Станиславского. Орест колеблется, мечется, рефлексирует. Электра – истеричная девица. Брат и сестра жмутся друг к другу, подбадривая и подзуживая на подвиг. Рядом с матерью эти двое смотрятся жалкими пигмеями, которым нужно довести себя до истерики, чтобы осмелиться совершить великое и ужасное. По воле режиссера Клитемнестра фактически сама пронзает себе грудь мечом, за рукоять которого держится ее немощный сын. Вот и весь героический эпос патриархата.

Последняя часть – пародия на плебейское демократическое общество, где правит здравый смысл. Последних представителей грозного матриархата – Эриний – бессовестно подкупают. Олимпийские боги льстят, хамят и издеваются над традициями. Вопрос о вине Ореста решается голосованием: какая уж тут трагедия, какой рок, какая судьба! "Точнее сосчитайте голоса", –заботливо советует Аполлон, бог порядка и разума. А Афина заодно устраивает благополучие подопечного города. Ей "по нраву все мужское", и потому Орест оправдан. Трагедию сменила "нормальная жизнь" рынков и народных собраний. Пошлый хэппи-энд на могиле аристократизма. Победил патриархат, победил разум, победили справедливость и закон. Так пал высокий дух античности, так печной горшок занял пьедестал почета, а урна для голосования заменила свободную "волю к власти".

Разум низок, одно искусство благородно, считал Ницше. Но, еще раз повторим, искусство уже самим фактом своего существования обязано тому, что Клитемнестра опускает свой меч и начинает рефлексировать...