КРИЗИС – НЕ ПОВОД ДЛЯ ПОСТАНОВКИ ШЕКСПИРА

Газета "Вечерняя Москва"
15.10.1998
Ольга Фукс

Петер Штайн, приезжая к нам на короткий срок (жесткий график европейской знаменитости гонит его из Москвы на второй день после премьеры), успевает почувствовать дыхание именно нашей жизни и даже найти ей театральное выражение.

Потому в его "Гамлете" в шествии войск Фортинбраса слышится гул ползущих по Москве танков. И первый актер (Владимир Этуш) появляется в костюме кабаретной певички и на вопрос Гамлета, мол, как же ты, любимый с детства актер, дошел до жизни такой, отвечает так, как сейчас ответили бы многие: "Кушать очень хочется". А Клавдий, печатающий шаги широко расставленных ног, хвастливый невежа, не наученный молиться (прекрасная работа Александра Феклистова), очень напоминает многих нынешних хозяев жизни, которые начали свое "дело" с наворованных капиталов и парочки заказных убийств, но при этом очень хотят выйти в люди и детей своих обучать уже в оксфордах-сорбоннах.

И тем не менее "никакая не актуальность или кризис, а только подходящий актер может быть поводом для постановки "Гамлета", считает Петер Штайн. Еще при постановке "Орестеи" он увидел в Оресте Евгения Миронова, который тоже вынужден был убивать по законам античного фатализма, будущего Гамлета. Штайн ставил спектакль о трагедии молодости, обреченной на то, чтобы рано или поздно вступить в преступный мир отцов и разделить с ними всю ответственность за этот жестокий мир, потому что другого нет. Гамлет здесь удивительно живой молодой человек, веселый, реактивный и увлекающийся, который до конца не понимает, что с ним происходит, не чувствует подстерегающую его смерть – слишком сильна в нем эта витальная энергия. Он до слез, до мурашек, до сбившегося дыхания обожает театр, разыгрывая сам с собой собственную трагедию – вдохновляясь и порой переигрывая. Главная его цель – произвести впечатление, а не перекроить мир: "Я готов лить слезы вместо крови". Иногда от переизбытка эмоций ему отказывает чувство меры, и тогда он пишет "приукрашенной Офелии" напыщенное послание, удивляя утонченную и невозмутимую Гертруду (Ирина Купченко) отсутствием вкуса. (Даже умирая эта женщина-королева не утратит своего холодноватого величия. И только однажды она потеряет свою невозмутимость, когда Гамлет долгим несыновним поцелуем заставит ее вспомнить своего отца.) Иногда же Гамлет, напротив, поразительно точно передает интонацию и тональность минуты, наигрывая на своем саксофоне. Потрясающая сцена: гитаристы Розенкранц и Гильденстерн приходят к своему действительно любимому другу-саксофонисту Гамлету, чтобы выведать его тайну. Но запутавшись в условностях, начинают подыгрывать друг другу, находя взаимопонимание только в этом музыкальном драйве, а не в обесцененных словах... Евгений Миронов играет Гамлета задорно, страстно и легко – со своим опытом идейного убийцы Ивана Карамазова и безумца Ван Гога, но и с тем чересчур бесшабашным и чуть горьким азартом, с которым человек прощается с молодостью и вступает в зрелость, где будут уже другие роли и другой стиль.

Словом, 61-летний немец Петер Штайн поставил спектакль про другое поколение и про другую страну. В нем есть несколько визуально совершенных сцен, вроде поединка Гамлета и Лаэрта (Дмитрий Щербина) или мышеловки; несколько прекрасных актерских работ (к вышеперечисленным добавила бы еще Полония Михаила Филиппова и Горация Алексея Зуева). В нем есть несколько легких, как щелчок по носу, пощечин общепринятым установкам, на которые среагируют проповедники "классической классики" (вроде дискотеки, где Гамлет задумывается о своей нерешительности, отбиваясь от двух назойливых девиц), и прозрачная, почти стерильная чистота прочтения. Так режиссеру удалось очень чисто сыграть на чужом поле, абсолютно ничем не выдав лично себя, не показав, где "болит" эта пьеса у него самого.