АНГЛИЧАНИН СОРИЕНТИРОВАЛСЯ В ПУШКИНСКИХ ГОРАХ

Газета "Коммерсантъ" №26
14.02.2001
Роман Должанский

В Пскове и Пушкинских горах проходит 8-й всероссийский Пушкинский театральный фестиваль, афиша которого составляется сплошь из спектаклей по произведениям Пушкина. На открытии фестиваля был сыгран хит прошлого московского сезона "Борис Годунов" в постановке Деклана Доннеллана (Declan Donnellan).

Мировую премьеру "Бориса Годунова" показывали в июне прошлого года. С тех пор спектакль почти не играли – только на гастролях в Екатеринбурге и Челябинске. Хозяйка постановки, Международная конфедерация театральных союзов, отчасти уподобившись пушкинскому же скупому рыцарю, бережет удавшуюся продукцию для грядущей всемирной театральной Олимпиады, равно как и для уже запланированных турне по Англии и Франции. Даже от выдвижения на "Золотую маску" предпочли воздержаться, хотя Евгению Миронову награда за лучшую роль была почти гарантирована. (После показа в Пушкинских горах кажется, что и будущая "Маска" за лучший спектакль при отсутствии в номинации "Бориса Годунова" будет изрядно обесценена.)

В такой ситуации разовое представление в не приспособленном для показа изощренных международных проектов стеклобетонном здании научного центра Пушкинского заповедника выглядело почти что вызовом столице. Чтобы втиснуть спектакль в здание, пришлось отрезать от помоста, на котором разворачивается действие, почти треть. С освещением тоже помучились. И тем не менее сработал странный театральный закон, согласно которому в экстремальных условиях плохие спектакли идут хуже, а хорошие – лучше, чем обычно. Укороченный подиум, конечно, смазал динамику массовых сцен. Но зато крупнее, интереснее выглядел сам царь Борис. Работа Александра Феклистова была слабым местом спектакля Доннеллана, которому к премьере гораздо больше удалась линия Миронова-Самозванца. Теперь перекоса нет, в Пушкинских горах был вдруг найден "центр тяжести". Желающие могли объяснять это магией заповедной территории, но, видимо, сработал расчет режиссера на саморазвитие спектакля.

Даже ученые-пушкинисты были вынуждены пожать руку Доннеллану, радикально осовременившему место и время действия трагедии Пушкина. "Даже" – потому что противостояние между литературоведами и театральными людьми является непременным традиционным сюжетом Пушкинского театрального фестиваля. Как бы ни призывал руководитель фестиваля Владимир Рецептер построить мост над "очаровательной бездной" (выражение Петра Фоменко) между пушкинистами и режиссерами, связь двух берегов остается воображаемой. Всерьез строить мост никто и не стремится хотя бы потому, что взаимонепонимание гарантирует фестивалю ежегодное воспроизведение главной интриги. Напряжение которой, разумеется, ослаблено предсказуемостью коллизии: ученые стоят на страже авторского текста ("у Пушкина все написано, он сам режиссер"), режиссеры – собственных прав на свободу творчества и вольное обращение "даже с Пушкиным". Души критиков часто смятены: корпоративность велит поддерживать режиссеров, но те так часто совершают очевидные глупости, что поневоле хочется схватиться за академический томик.

В этом году конфликт возник именно с участием Доннеллана, не из-за, но в связи с его спектаклем. Прямо у могилы в Святогорском монастыре пушкиновед Валентин Непомнящий неожиданно разразился ксенофобской речью. Может, просто занесло ученого от волнения. Но он решил отсель погрозить всем на свете врагам России, остающейся, натурально, последним оплотом духовности перед лицом американизированной внешней цивилизации. Наверное, и на предыдущих фестивалях находились желающие грозно поразмахивать Александром Сергеичем в направлении растленного Запада и кто-то тоже, как теперь господин Непомнящий, провозглашал: "Нас голыми руками не возьмешь!" Но их речи терялись в отрогах Святых гор. На беду именно в этот раз у могилы стояли англичане и немцы, французы и болгары, приехавшие посмотреть Пушкина в постановке английского режиссера, а вовсе не за тем, чтобы брать Россию голыми руками.

Наутро после спектакля Доннеллан выступил на заседании Пушкинской лаборатории. Ответил режиссер литературоведу так, как только и можно отвечать на чужие обобщения такого рода – личным опытом. Для него есть мифологическая Rossija (слово, которое он произносит по-русски), с которой страна Россия состоит в очень сложных отношениях. А что касается глобализации, так придется Россию огорчить: чуть ли не каждая европейская страна сегодня претендует на роль последнего форпоста на пути американцев. И права англичан на Шекспира так же призрачны, как русских – на Пушкина, хотя перевести на другой язык действительно никого нельзя. Вообще говоря, сам Доннеллан взял не поддающуюся обычно сцене трагедию Пушкина почти что чудом: на пустом помосте, на чужом языке и с простым пониманием того, что единственный способ понять написанное любым драматургом – относиться к нему не как к иконе, не как к оружию для самозащиты, а как к проницательному современнику.