"Борис Годунов" Пушкина глазами английского режиссера на московской сцене

"Когда я писал эту трагедию, я был один, в деревне, никого не видал, читал одни газеты и т.д." Пушкин, читающий газету и вдохновляющийся ею, – это, конечно, трудно представить, но надо постараться. Поэт не раз в связи с "Борисом Годуновым" настаивает на понятиях "современный","злободневный". При том, что сюжет о русской смуте и царе-детоубийце извлечен не из периодики, а из "Истории государства Российского", двух "чудных" последних томов Николая Михайловича Карамзина. Поэт восторгался явным совпадением летописного свода с картинами современной России, отсюда, надо полагать, и возникало ощущение газеты. А еще он хотел написать вещь для театра, именно чтоб на сцене, в лицах "натурально" разыграть историю, создать движущиеся картины и еще более усилить ощущение живой действительности, сиюминутности происходящего.

Соединение газеты и театра, вполне по Пушкину, дает нам в своей новой работе для Москвы английский режиссер Деклан Доннеллан. Высокое посвящение памяти Олега Ефремова, исполнителя Годунова в Художественном театре, назначение на заглавную роль Александра Феклистова (который, ожидается, войдет и в спектакль МХАТа им. А. Чехова) не должно нас ни на что настраивать и никак ориентировать. Спектакль англичанина совершенно самостоятелен и создан в манере, далеко отстоящей от театральной философии художественников. Это даже не вполне спектакль, скорее, проект, акция – из тех, что оживляют дразнящей новизной наш театральный пейзаж. Сыгранный актерами разных московских театров на арендованной роскошной сцене Художественного театра им. М. Горького, "Борис Годунов" уже разнаряжен на Авиньонский фестиваль, и, думаю, в том и заключается его сверхзадача. А именно: экспортное воплощение русской исторической темы, присутствие на фестивале популярного на Западе названия и русских актеров. Все остальное значения не имеет или имеет относительное значение. Если не принимать близко к сердцу вечный русский трагизм, огромность русской народной тайны и всего такого, то-есть вынести за скобки восприятия весь метафизический груз сознания, то можно увидеть весьма ловкую, очень профессиональную работу. Она профессиональна именно тем, что абсолютно точно соответствует своим целям и задачам.

Вот Пимен, полубезумный старец (Игорь Ясулович), в какой-то почти горячечной спешке стучит на машинке последние свидетельства очевидца, пытаясь ничего не упустить из добытого во время командировки, простите, поездки в Углич. Вот администрация царя Бориса, люди в партикулярных, безупречных серых костюмах, при галстуках расставляют мельчайшие штрихи церемонии передачи власти в Кремле. Вот Самозванец в Польше, одет в смокинг, с микрофоном на подиуме ведет ток-шоу с избирателями, простите, сторонниками. А вот он же в момент эротического притяжения с Мариной Мнишек плещется в фонтане. Он же на литовской границе в камуфляжной форме пытает пленного русского Рожнова. Ну и так далее, вы уже поняли.

Соединение газеты и театра. Причем виртуозное, временами захватывающее, так что с Доннелланом и не поспоришь. Он последователен – по длинному помосту (художник Ник Ормерод) течет, как по телетайпной ленте, пестрый мир последних российских новостей и ближнего зарубежья. Пушкин так хотел. Как ему объяснить, что слово Пушкина за двести лет, пройдя сквозь такое количество контекстов, впитав такую стереоскопию смыслов, стало наконец мощной толщей, философским камнем? И взять его, повертеть туда-сюда, перебросить с руки на руку, наверное, нельзя. Во всяком случае, в России. Нет-нет, я не впадаю ни в какой охранительный раж, считаю, что Пушкина, особенно его, надо время от времени перечитывать "свежими, нынешними очами". Кстати, сам спектакль доказывает иногда, что слово Пушкина выдерживает ввиду универсальности своего содержания любые трюковые навороты над собой. Оно звучит, не пропадает. Правда, надо учесть, что произносят его все же очень профессиональные люди – Александр Феклистов, Авангард Леонтьев, Евгений Миронов, Олег Вавилов, Александр Леньков.

Выделяется Александр Феклистов. Формальные постановочные приемы преодолены без остатка, в костюме ли он, галстуке, шапке Мономаха, принявший ли схиму – из него бьет нервная энергия острого ума, пульсирует мука неразрешимости главного вопроса: почему чернь так ненавидит всех, кто выше ее? Здесь, пожалуй, единственный пункт, где спектакль возвышается до настоящих, ничем не сокрытых пушкинских истин: народ был и остается темной иррациональной массой, не способной осмыслить собственный исторический путь и пользу.

А что же Самозванец? А ничего – очень бойкий, динамичный, неожиданный молодой человек. Евгений Миронов занимается демонстрацией своего восхитительного мастерства. Он в последнее время только этим и занимается. Гамлет? Гамлет. Хлестаков? Пожалуйста. Самозванец? Запросто, смотрите. И – бултых в фонтан в чем был (бурные аплодисменты). Меня сильно пугает эта "легкость в мыслях необыкновенная", свойственная и ему, и его товарищам по школе Олега Табакова. Стереть грань между мастерством и вдохновением, техникой и настоящим переживанием – этому аттракциону можно какое-то время подивиться, как горячей газетной сенсации. Но лишь какое-то...