МАГИСТРАЛЬНЫЙ СПЕКТАКЛЬ

Газета "Экран и сцена" №29
09.2001

Говорят, последний авиньонский фестиваль не особенно блистал спектаклями-событиями. Поди проверь. Говорят также, что среди счастливых исключений – "Борис Годунов", русская пьеса, поставленная английским режиссером Декланом Доннелланом с русскими же актерами. Спектакль-событие – редкая ценность редкого театрального сезона; помнится, еще недавно Москва неистово спорила о премьере Доннеллана. Теперь же "Годунов" становится своеобразным раритетом – кто видел, тому повезло. Спектакль путешествует из страны в страну, нам остается только водить пальцем по карте мира да зачитываться рецензиями далеких коллег. Авиньон салютовал англо-русскому "Борису Годунову"множеством статей. Предлагаем вниманию читателей фрагменты некоторых из них.

"Телерама", 07.2001
Жорж Баню
"От Пушкина к Путину"


Взяться за постановку "Бориса Годунова" означает вникнуть в существование власти в России вчера и сегодня. Британский режиссер Деклан Доннеллан понял это. Он поставил в Москве "Бориса Годунова" под знаком путинской России... Длинный подиум словно ножом рассекает зал на две половины, в углу монах Пимен упорно печатает на старой пишущей машинке. Он составляет хроники Российского государства, словно Солженицын, раскрывающий правду о ГУЛАГе. Этот монах, грубый и набожный, трудится не покладая рук, но проблема в том, что его правда становится достоянием мошенника, будущего Лжедмитрия, и оборачивается еще одним самозванством. Апостол истины порождает архангела лжи. У Пушкина праведная акция с треском проваливается.

Деклан Доннеллан подтверждает актуальность пьесы, населив ее персонажами сегодняшнего дня: хозяйка корчмы – пышная блондинка из тех, что умеют устраиваться в жизни, тонкие силуэты современных министров, не похожих на плотных аппаратчиков из ЦК... Картины плавно перетекают одна в другую, поскольку Пушкин, несмотря на свою приверженность структуре французских классических трагедий, в конце-концов взял за основу шекспировскую модель, став российским писателем, открывшемся западной литературе, и сохранив при этом свои славянские корни...

Строя спектакль на почти кинематографических переходах от одной сцены к другой, Доннеллан подводит соперников, которые никогда друг друга не видели, к тому, что они в финале оказываются на одной сцене, словно их судьбы неизбежно должны были переплестись. Бориса и Димитрия связывает одно и то же стремление к незаконному захвату власти, и мы, зрители, как бы оказываемся свидетелями их случайной, но в высшей степени красноречивой встречи...

Этот спектакль, поставленный в путинской России и рассказывающий о судьбах царей, не мог умолчать о роли телекамер в политических технологиях... В пушкинской пьесе Борис, несмотря на военную слабость своих противников, поддается давлению "общественного мнения", этот неожиданный фактор становится решающим. Доннеллан находит сценическое решение, показывая, как используют влияние массмедиа приспешники Димитрия, завладев телевидением и наводнив российскую территорию растиражированным образом. Самозванец открыл свое лучшее оружие.

Пушкин первый указал на значение общественного мнения и зафиксировал равнодушие народа к мерзостям власти. Когда в конце пьесы звучат приветствия новому царю, вместо осуждения "народ безмолвствует"... Прекрасное режиссерское решение: прожекторы ярким светом освещают обе зрительские трибуны, расположенные друг напротив друга. Безмолвие народа разделяют и зрители... Оно длится. И каждый в своем кресле странным образом ощущает свою ответственность. За вчерашние и сегодняшние впечатления. Не был ли и каждый из нас молчаливым свидетелем?

"Ле Монд", 13.07.01
Брижитт Салино

""Борис Годунов, бой врукопашную"


Деклан Доннеллан, новый взгляд на произведение Пушкина.

Англичанин Деклан Доннеллан, три года назад показавший на Авиньонском фестивале спектакль "Сид", вернулся в этом году с "Борисом Годуновым" Пушкина. Спектакль идет за крепостными стенами в здании бывшего завода Вольпони, в бетонной коробке, где очень душно, особенно тем зрителям, которые сидят в верхних рядах и не могут освежиться, когда Димитрий в конце сцены с Мариной брызгает из фонтана на первые ряды. Все это соответствует стилю, который дорог режиссеру: грубая земля на сцене (возвращение к истокам театра) и по обе стороны – трибуны для зрителей.

Именно здесь существуют Москва, российские земли, Польша и Литва "смутных времен", той эпохи, когда в поворотный момент истории на престол взошел Борис Годунов, а затем Григорий-Димитрий. Оба они не имели законных прав на царский престол. В случае Бориса достижение власти стало возможным в результате манипуляций волей народа, а в случае Димитрия это стало возможным благодаря самозванству.

...Это хроника власти и размышление о ее легитимности, охватывающая период с 1598 по 1605 гг., во многом вдохновленная шекспировскими хрониками.

Эту пьесу редко можно увидеть во Франции и вообще, как говорят, за пределами России. В чем дело? Может быть, из-за ореола легенды, существующей вокруг первой русской национальной драмы, а может быть, из-за сложности перевода? Или из-за ее построения, а может, из-за количества действующих лиц? Спектакль, сыгранный в Авиньоне, позволяет погрузиться в самое сердце "Бориса Годунова": услышать его в русском оригинале (правда, с субтитрами), что само по себе и прекрасно, и пугающе, поскольку пьеса вся строится на языке.

Деклан Доннеллан верит только в актера, который для него является двигателем, а не предметом действия. На сцене мы видим несколько канделябров, маленький трон, столы в корчме и воду фонтана. Но все это лишь аксессуары, обеспечивающие разыгрываемое действие в определенный момент. Главное – тело, его передвижение в пространстве, то, как оно встречается с другим телом или как от него уворачивается. Выбирая актеров, он шел ва-банк. Зачем Доннеллану образ Бориса Годунова, граничащий с карикатурой? Этот Годунов (включая костюм) похож на сегодняшнего московского сомнительного бизнесмена. В своем жанре он очень хорош. Но он никак не приближается к сложности образа Годунова, к его страданиям...

Может быть, просто таким образом на первый план выводится юный монах, выдающий себя за царевича Димитрия? Безусловно. Постановка Доннеллана построена так, что все в ней стремится к кульминационной сцене: это сцена признания Григория-Димитрия гордой и прекрасной Марине, когда он раскрывает ей тайну своего самозванства. А она любит в нем лишь царского сына. Эта сцена – гордиев узел постановки "Бориса Годунова". Вот он, тот момент, когда легитимность власти отступает на второй план перед легитимностью права быть самим собой.

Это фантастическая сцена, где Димитрий (Евгений Миронов) и Марина (Ирина Гринева) играют "врукопашную", душа нараспашку. Все мастерство Деклана Доннеллана раскрывается в этой сцене: талант "актерского режиссера", ослепительная простота и чистота, без прикрас.

И тогда становится ясно, что в этой постановке смешение жанров не было напрасным, как иногда могло показаться. Если глубины иногда и не хватает, то этот "Борис Годунов" имеет полное право на существование: это вполне ответственная пристрастность.

"Фигаро", 13.07.2001
Фредерик Ферме

"Московский Макбет"


В этот спектакль входишь через обоняние и слух. Деклан Доннеллан сразу погружает нас в атмосферу древних обрядов, набожности и ладана: пока публика рассаживается по обеим сторонам сцены, монахи поют православные псалмы... Вот он – образ России: сила, инстинкт, время. Золоченая царская тиара, инкрустированная драгоценными камнями, лежит на подушке и сверкает в темноте. Несколько монгольская реликвия. Некий символ власти (или страха), когда эта власть абсолютна и овладевает множеством душ.

Коленопреклоненный мужчина: несколько полноватый Путин. Телохранители в серых современных костюмах бродят среди молящихся монахов. Изможденный бородатый старец упорно стучит на машинке. Эта машинка, символ бюрократии, неотъемлемый атрибут мучений, стучит беспрерывно, словно обвиняя своих. Кто пишет историю России? Кто хранит архивы священных ужасов и преступлений? Поэт, самый великий, самый романтический: Александр Пушкин. Его оружие: любовь, кровь, слезы.

Создавая "Бориса Годунова", он мечтал подарить своему народу первую национальную драму. Вдохновение он черпал в творчестве Шекспира, подобно Шиллеру, творившему в Германии. Он взял из истории период смутного времени. Конец XVI века, не осталось никого в живых из наследников Ивана Грозного. Идет противостояние двух незаконных монархов, московского Макбета Бориса и Лжедмитрия, молодого амбициозного монаха Григория Отрепьева, призвавшего в союзники Польшу, чтобы завладеть престолом. А верит ли народ в то, что он действительно царевич, убитый Борисом, который вернулся, чтобы отомстить?

В российской народной памяти переплетаются мифы и пропаганда, Борис и Григорий воплощают хаос и преступность "смутного времени". Два самозванца, два выскочки, на смену которым придут первые Романовы. Французской публике больше знакома опера Мусоргского, чем редко играющаяся за границей драма Пушкина. Для нас уже и Шекспир сложен, с его описаниями династических войн. А здесь, и того хуже, мы теряемся в иерархии, в мифическом первенстве, в количестве.

Другое видение искусства, без знакомых ассоциаций. Без единства времени и места. Картины следуют одна за другой. Толпа персонажей: думский писарь, старый монах, хозяйка корчмы, казаки, поэты, девки, князья. Здесь мы далеки от Расина и Корнеля. Тираны похожи на рабов: они боятся Бога и не ведают истины. Короче говоря, мы на чужой земле, на краю света. Доннеллан смиренно следует за этой странностью. Он извлекает из нее грубую правду, не стараясь притвориться, что полностью владеет ею.

Ему замечательно удалось передать в своей постановке переплетение трех эпох: эпохи Бориса, Пушкина и сегодняшнего дня. В середине спектакля есть необычайной красоты сцена, достойная Мариво, между Григорием и его польской принцессой: жестокая любовная игра в бассейне. Да, делать нечего: русская душа – потемки. Пушкин напрасно задает вопросы, которые понятны нам: кто они, тираны? чего хочет народ? Нас это не трогает до глубины души. Мы смотрим, слушаем, восхищаемся, но несмотря на бесспорный талант актеров, мы остаемся где-то на берегу.

...