СВЕКОЛЬНЫЙ СОК ДЛЯ ПЕТЕРА ШТАЙНА

Газета "Московский комсомолец"
1993
Марина Райкина

Трагедия в русском стиле

Из Клитемнестры кровь вытекает, как вода из крана. С трупом Эгиста, лежащим рядом с ней, на этот счет проблемы. Тогда Штайн срывается с места и бежит на сцену. Он теребит шланги, накрученные вокруг убитых, выстукивает, вынюхивает, разве что не пробует их на зуб. И так, говорят, у него всегда...

В Театре Российской армии идут последние репетиции "Орестеи" Эсхила. Судя по всему, это будет нечто грандиозное. Во-первых, древнегреческая трагедия, классическая (как в Древней Греции), впервые поставлена в России. Во-вторых, Петер Штайн – второй режиссер с мировым именем после Гордона Крега (1909 г.) ставит в России. А в-третьих – затраты сумасшедшие.

На вопросы Штайн отвечает только после репетиции. Как загипнотизированный, он уставился на сцену.

— Браво! – кричит он вдруг женскому хору в черном, когда тот диким криком распарывает тишину зала. 12 глоток выводят невообразимые рулады по поводу усопшего правителя. Штайн доволен тем, как разложена сложнейшая голосовая партитура. Как будто в Москве он ставит оперу, а не трагедию.

Штайн ползает по сцене вместе с монтировщиками и вместе с ними проверяет все декорации. Стучит молотком, как какой-нибудь дядя Вася из ремонтной конторы.

Работать с ним непросто, и это знают все. В том смысле, что, по его мнению, на сцене все должно быть натурально: декорации, реквизит, костюмы. Поэтому пол – это мрамор и бетон. Стена – во всю длину сцены – металл невероятной тяжести. Парики – из натуральных седых волос, мечи и шлемы из металла, вазы, пиалы и прочая мелочь – керамика в древнегреческом духе. Проблема вышла с веткой оливы. В Москве ее не оказалось даже в Ботаническом саду. Ее привезла из Италии жена Штайна. Даже кровь, которой истекает Клитемнестра, – не что иное, как свекольный сок, смешанный с крахмалом. По артистам, убежден режиссер, должен течь исключительно чистый экологический продукт.

Татьяна Догилева, Игорь Костолевский, Людмила Чурсина, Евгений Миронов, Елена Майорова, Анатолий Васильев и другие московские артисты – это семья Штайна. Так, во всяком случае, он считает. (Через две недели после первых репетиций он вывез многодетную семейку в усадьбу Станиславского, где закатил им обед в итальянском духе.)

Наконец, перерыв, Штайн съедает два дежурных яблока и выпивает стакан чаю. "Он энергию берет не из еды", – говорят в его команде.

— "Орестея" идет 7 часов. Вы не боитесь в финале увидеть пустой зал?

— Мы играем два варианта: один день – марафон с часовым и получасовым антрактами. Или в два дня можно посмотреть обе части, как двухсерийный фильм. Первая часть идет почти три часа, и поэтому я всем рекомендую не забыть сходить в туалет. В Германии я своим зрителям предлагал горячее блюдо. Но если у нас будут только бутерброды… посмотрим.

— Древнегреческая трагедия и Россия – что общего?

— Я приехал в Москву 3 октября, когда у вас стреляли. Тогда я окончательно понял, что один строй сменяет другой. Но есть определенные параллели, и я вижу их все больше и больше.


До премьеры остается всего ничего. В театре, как это положено, – предпремьерная истерика: что будет?! что будет?! А будет "Орестея" в постановке Петера Штайна, которая, надеюсь, войдет в историю российского театра не только как самый дорогой спектакль. Тьфу, тьфу, тьфу.