"Однажды, встретившись между репетициями в буфете МХАТа, мы с Кириллом обсуждали, насколько сложной была работа над спектаклям "Господа Головлевы". И возникла идея поставить какую-то веселую пьесу. Хотелось восторга, счастья и взрыва эмоций. В ту же секунду возникло имя Бомарше" – так Евгений Миронов начал пресс-конференцию, посвященную петербургской премьере спектакля "Figaro. События одного дня" в Александринском театре.

О критике

На московскую премьеру спектакля журналисты ответили морем рецензий. Преимущественно недовольных. Критиковали неуместный мат со сцены. И финальный уход Фигаро на войну в Чечню. И актеров. И перевод. В общем, отзывались не как театральные критики, а как люди, недовольные увиденным и обманутые в своих ожиданиях.

ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: Мы не читали. До нас доходят слухи. Вовсе не потому, что нас не интересует мнение критиков. Есть статьи, которые помогают в работе. Даже если что-то не понравилось – это ни о чем не говорит, просто хочется профессионального подхода. Хорошо, когда это серьезные рецензии. Но когда видно, что просто спектакль не смотрели, что сюжет перевирают... В одной статье написали, что Фигаро в Чечню уходит – но это же неправда! Это непрофессионально и грустно. Мы - честные ребята. Применительно не только к этому спектаклю, а к своей работе. Мы не можем себе позволить халтурить ни-ког-да! И мы за пьесу отвечаем. Зуб даем.

Об инструментах

Для одного из спектаклей Евгений Миронов уже осваивал игру на саксофоне. На всякий случай решили уточнить: не пришлось ли играть на каком-нибудь новом инструменте в этот раз. Оказалось – пришлось.

ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: В этот раз я осваивал для себя главный инструмент – это продюсерство. Было сложно: необходимо знать и делать кучу вещей, всяких мелочей, а еще – человеческий фактор. В первую очередь я должен был сформировать административную команду. И это было самое сложное. А в прямом смысле я начал играть на фортепиано.

ВИТАЛИЙ ХАЕВ: Кирилл мне не разрешил ни петь, ни играть. Поэтому я осваивал только ношение запонок.

АЛЕКСАНДР НОВИН: Когда я встретился с Кириллом, он спросил – умею ли я играть на электрогитаре? Я ответил – да. Хотя не умел. Пришлось учиться.

ЮЛИЯ ПЕРЕСИЛЬД: А я обучалась технике поцелуя. Ну и заодно еще научилась играть на электрогитаре, бас-гитаре, фортепьяно.

О продюсировании

Раз уж Евгений Миронов сам начал говорить о новой для него продюсерской деятельности, то вопрос: "Что в первую очередь – Бомарше или продюсирование?" был более чем закономерен.

ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: Я занимаюсь продюсерством уже лет пять. А начал только потому, что меня не удовлетворяет качество профессии. Бывает так, что человек отстраняется от всего процесса и только играет свою роль. А я так не могу. Я внедряюсь во все. Потому что, если я сыграю хорошо, а фильм или спектакль будет так себе – мне будет неприятно. Просто очень сложно найти людей, которые будут отвечать за свою работу. Я решил попробовать делать все сам. Что будет дальше – я не знаю. Мне это интересно, это новый этап в моей жизни.

О Фигаро

Вопрос про Фигаро откладывали долго. Не знали, с чего начать: то ли с отношения к образу, созданному великим предшественником и однофамильцем Андреем Мироновым, то ли с личного ощущения роли или еще с чего-нибудь.

ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: Эта роль для меня – революция. Для меня это история о человеке, которому сложно выжить в наше время. Я сам из провинции, я знаю, что такое "пробиваться". Сейчас много ребят, которые стараются что-то сделать, приспособиться. Каждый старается, как может, и многие ломают себя. Фигаро, на мой взгляд, сохранился внутренне, остался собой, только потому, что он очень правдивый. Он приспосабливается очень тяжело. В спектакле мы его застаем, когда он уже почти устроился: жена, теплое местечко, начальник хороший под боком. И вроде бы живет. Но жизнь снова возвращает его на круги своя. Это какой-то момент революции внутри человека – что в нем происходит и чего он в итоге добивается.

Но что касается полного понимания и ощущения роли – пока я еще в процессе. Я ищу. Можете меня ругать, но я никогда не играю роль на премьере. Потому что невозможно сыграть – слишком большой объем. Можно сыграть схему, выработанную вместе. Но до конца все понять и прочувствовать невозможно. На каждом спектакле Кирилл подсказывает мне новые вещи, что-то я сам открываю. Иногда ночью просыпаюсь, открываю первоисточник и нахожу новый поворот. Например, когда я играл с Кириллом "Головлевых", то только через год понял финал. Это очень тяжелые, сложные роли. Думали, на Фигаро отдохнем. Но в этом и суть Бомарше, что при всей поверхностности комедии положений, там есть какие-то струны, которые тоже необходимо нащупать. И это очень сложно. Станиславский, например, год только репетировал.

Что касается Миронова – я видел спектакль. Я фанат его спектакля: прекрасное, легкое, зрелищное представление. Но, к сожалению, это уже не очень интересно – это от нас очень далеко: какой-то кринолиновый мир, чуть-чуть игрушечные страсти. Так не может быть. В это нельзя поверить. Для советского человека – это прекрасная история. Сейчас другие обстоятельства – жесткие и циничные. У нас теперь другие Керубино. А потом, есть развитие роли. "Фигаро" – не просто готовый антрепризный комедийный перформанс: это работа, которая еще ведется.

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: В пьесе очень много случая: не в ту дверь вошли, случайно услышали – это волшебные случайности влияют на судьбы. Фигаро строит концепции жизни, потом его что-то сбивает, он опять начинает заново, хотя он ничего поделать не может. Наисложнейшая роль. Она вообще судьбоносна для русских артистов, потому что все спектакли, которые ставились по этой пьесе, возникали в самые сложные, самые темные времена в жизни страны, общества. Они каждый раз появлялись как желание найти какую-то отдушину, забыть о тяготах дня. Желание сделать сегодняшний спектакль – оно тоже связано с необходимостью повеселиться, найти какое-то театральное баловство. Хотя мы старались, чтобы в этом спектакле была отдана доля серьезности, которая есть у автора. Это не просто развлечение, хотя три четверти пьесы – это комедия положений, где любовник – в окно, жена, муж, какие-то веселые вещи, но в конце это оборачивается нешуточными страстями и обстоятельствами.

О переводе

У пьесы Бомарше было много переводов. Станиславский для своей постановки готовил собственные тексты. Для спектакля с Андреем Мироновым использовался перевод Любимова. Для современного Фигаро – подготовлен новый вариант.

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: Станиславский делал собственный перевод текстов Бомарше, потому что к этому моменту была уже новая языковая форма, старый вариант ей уже не соответствовал. Замечательный перевод был у Любимова, но если играть сейчас на основе него, то мы должны одеться в кружева и кринолины.

В оригинале язык Бомарше гораздо более жесткий. А еще там есть – небольшая, правда – разница между лексикой слуг и господ. Они говорят по-разному. И мы захотели усилить это, найти лексические особенности в речи каждого. Это позволяют современные драматургические технологии. Мария Зонина сделала подстрочный перевод, а мы дальше над ним работали.

О музыке

Про музыкальное сопровождение тоже спросили. Не могли не спросить, потому что в постановках Кирилла Серебренникова она всегда была потрясающей.

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: Мы сотрудничаем с питерским композитором Александром Маноцковым. Он написал потрясающую музыку к постановке "Господа Головлевы" – вместе с нами он прорабатывал звуковую партитуру. По ней уже диссертации пишут. В этом спектакле звучит музыка Гинсбура, но она аранжирована Сашей.

О премьерах

Опять говорили о премьерах. Не давал покоя московский показ. Вспоминали отзывы о спектакле Ксении Собчак. Говорили без обиды или недовольства. Скорее, как о неотъемлемой и даже в чем-то милой части артистической жизни.

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: Есть "критические дни" спектакля – когда приходят знаменитые люди. Они прекрасны каждый по отдельности, сами по себе, но когда они оказываются вместе, атмосфера такая, что хоть топор вешай. Им совершенно не интересно, что происходит на сцене. Весь спектакль – в зале. Артистам можно успокоится, говорить скудно текст, а в зале жизнь своя – ярмарка тщеславия. Я не говорю, что это плохо, это – часть игры, часть жизни нашей. В эти игры все играют. Главное к этому серьезно не относиться. Например, Ксения Анатольевна на одном из премьерных показов была. Где-то в начале спектакля зашла вместе со съемочной группой в зал, отсняла несколько минут программы на фоне сцены и ушла. Потом прислала восторженное письмо, особенно хвалила игру Андрея Фомина. Хотя он появляется только в конце спектакля – она его даже на сцене не видела. Наверное, рассказал кто-то...

О команде

Хотелось еще обсудить актерский состав. Сомнений в профессионализме мастеров не было. Хотелось узнать что-нибудь про молодых. Они сами скромно молчали. Зато мастера были ими очень довольны.

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ: На самом деле такие спектакли не могут родиться без компании. Потому что только тогда возникает дух спектакля. Для нас этот спектакль все больше превращается в судьбу. Написано в спектакле "безумный день" – вот все как есть, все по Бомарше.

Команда собиралась долго, мучительно, подробно, обстоятельно. И для того, чтобы этот спектакль состоялся, мы уехали даже из Москвы в Одессу. Не потому, что там "шутки юмора" и море. А потому, что мы нашли тихое укромное место. Мы целыми днями разбирали пьесу. И только благодаря этому смогли серьезно сосредоточиться на работе. Так возникла компания, без которой спектакль невозможен.

А случается, что вам снятся ваши роли?

ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ: Бывает, что не снятся...