Содержание новой комедии "№13", которую Владимир Машков ставит нынче на большой сцене Художественного театра имени А.П. Чехова, премьера которого состоится сегодня, держится в секрете от публики. Так пожелал сам режиссер, наказав кассиршам на вопрос любопытных: "О чем пьеса?" – отвечать: "Неизвестно, но очень смешно". Потенциальные зрители хорошо усвоили, что, как бы иронично критика ни отзывалась о постановках замечательного актера, все равно его спектакли становятся событиями.

...С Машковым мы договорились встретиться по окончании репетиции в актерском фойе МХАТа. Я торопилась к назначенному времени, вспоминая заповедь журналиста, что каждая минута опоздания – это неотвеченный вопрос. Однако оказалась перед закрытой дверью, из-за которой еще на протяжении часа раздавался громкий голос Машкова. Реплики из пьесы и советы, кому в какую сторону перемещаться, прерывались особенно настойчивыми повторами: "Без остановки! Без остановки!" Периодически гремел дружный смех тех, кому предстоит смешить публику в искрометной "комедии положений".

— Владимир Львович, Вам необходима полемика на репетиции, актеры спорят с вами?

— Нет, со мной не спорит никто и никогда, потому что я прихожу на репетиции стопроцентно готовым. С первого дня работы с пьесой я не позволяю себе не знать, чего хочу, и могу ответить на все вопросы. А когда ты основательно хорошо "сидишь в материале", когда у тебя есть база, – тогда можно позволить себе импровизировать...

— Как Вы нашли пьесу Рэя Куни?

— Год назад пьесу перевел Михаил Мишин, и Анатолий Смелянский принес ее в театр специально для меня. Я читаю очень много пьес, но в "№13" мне понравился чистый жанр: редко можно встретить комедию положений на грани абсурда. К тому же это, что называется, мой материал. Я свою режиссуру называю агрессивной. Пугающе звучит, но она именно такая. В пьесе хороша стремительность сюжета, в ней много возможностей для фантазии актеров режиссера, чтобы раскрутить действие. Моей режиссуре нужны актеры такого уровня, каких я собрал. Авангард Леонтьев из "Современника" удивительно владеет формой. Он один из блестящих актеров – особый дар энергоемкости. Женя Миронов тоже. Мы давно работаем вместе, он прекрасно знает мою стилистику, ведь когда-то в театре начинал по-настоящему с моих спектаклей "Звездный час по местному времени", "Бумбараш". И Сережа Беляев из "Табакерки", и Игорь Золотовицкий из МХАТа – актеры яркого дарования. У меня роскошный художник – Саша Боровский, с ним я сделал все свои спектакли и фильм "Сирота казанская".

— Если Вы, приступая к работе, знали, чего хотите, значит, представляли, что должно получиться. Теперь Вы можете сказать, что результат соответствует первоначальному замыслу?

— Спектакль рождается только на зрителе, тем более комедия. Мы можем сколько угодно работать, но зрительный зал внесет свои коррективы, все подвергнется изменениям. Комедия – это чудовищно сложный жанр, веселить людей очень тяжело.

— Пьеса Вам не кажется кинематографичной? Есть такой американский фильм "Уик-энд у Берни", в нем кое-что перекликается с Вашим спектаклем...

— Этот фильм я видел, но у нас история совсем другая. Там юмор, который я не очень люблю. Он не столько черный, сколько, как говорится, ниже пояса. У нас же юмор в том, что люди сами себя загоняют в неожиданные ситуации, а дальше ситуации начинают "вести" людей. В то же время всех будет жалко. Как и во всех моих спектаклях, здесь все заканчивается любовью. Я доведу действо до апофеоза любви, стены МХАТа должны будут воспламениться от избытка чувств. Уж поверьте мне.

Что касается кинематографичности пьесы – я так бы не сказал, скорее, наоборот. Наша пьеса не кинематографична, в ней огромное количество ситуаций, которые возможны только на сцене. Я не люблю литературный театр. Для меня главное – действие, энергия. Это не я придумал, а Станиславский. Наш спектакль – джазовый (хоть сейчас режиссеры через одного говорят, что они хотят делать джазовые спектакли). Я люблю скоростной разговор со зрителем. Зритель должен не покоиться мягко в кресле, а, знаете, вполуприсядь, всегда готовый побежать. Но не будем раскрывать все карты...

— Вы собрали замечательную команду актеров из разных театров. Не похоже ли это на антрепризу? Ведь так могут воспринять спектакль критики, сославшись на то, что в нем не все мхатовские актеры.

— Один умный человек сказал: думать о критике – все равно, что солдату думать о госпитале. Наш состав не антрепризный, и все актеры, принимающие участие в постановке, из одной школы – мхатовской. Леонтьев – мой учитель, с кем-то я учился, с кем-то из ребят вместе работал в "Табакерке". С МХАТом связана огромная часть моей жизни.

— Вы хотите сказать, что вам не все равно, на какой площадке работать?

— Я играл здесь двенадцать лет назад, и, естественно, мне не все равно. Если б было все равно, этот спектакль ставился бы в другом месте. Мне приятно работать на этой сцене, она меня вдохновляет.

— А не хочется ли самому выйти на сцену в своем спектакле?

— Нет. Я всегда разделяю режиссуру и актерство и плохо отношусь к "играющим тренерам". Сейчас я режиссер и зритель, смотрю со стороны. Я знаю, что именно могу принести, предложить каждому, кто работает со мной. Мы обогащаем друг друга. Когда мы разбираем какой-то эпизод на репетиции, следуем Дейлу Карнеги: веди себя так, как хотел бы, чтоб вели себя с тобой (так говорил именно Дейл Карнеги, а не Библия – я бы не стал трогать Священное Писание для такого бесовского дела, как театр). ...