В Москве Театр Наций представил музыкальную версию трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта". Она выполнена студией "Саундрама" и режиссером Владимиром Панковым. Князь Вероны в исполнении Евгения Миронова напоминает всех правителей сразу; на этом перечень удач постановки практически завершен.

Больше года назад московский Театр Наций затеял проект "Шекспир@Shakespeare". Привезли в Москву "Гамлета" израильского Камерного театра и "Гамлета" из Литвы в режиссуре Оскараса Коршуноваса, "Короля Лира" Театра юного зрителя Нижнего Новгорода, обещают еще одного "Гамлета" Томаса Остермайера и финского "Лира". А собственный вклад Театра Наций в афишу фестиваля – это спектакль "Ромео и Джульетта" режиссера Владимира Панкова.

"Ромео и Джульетта" – пьеса очень счастливая, поскольку ей явно не грозит забвение, но и очень несчастная, потому что многие режиссеры норовят самовыразиться за ее счет. Наверное, честнее всего было последовать примеру создателей "Вестсайдской истории" – взять за основу шекспировский сюжет и поместить его в другие предлагаемые обстоятельства. Но Владимир Панков использовал текст самого Шекспира, сделал в нем купюры, перемонтировал, поменяв последовательность слов и событий, добавил отсебятины, заставил актеров многократно повторять одни и те же строки, переходя при этом с русского на английский.

Актеры то читают стихи, то на разные лады их распевают. Голоса накладываются друг на друга и на всевозможные шумы, ритм постоянно меняется. В результате смысл слов теряется. Капулетти в спектакле – веронцы, здешние. Монтекки – крестьяне, "не местные"; мужчины одеты в спортивные костюмы, женщины – в наряды, стилизованные под мусульманские, но говорят они все на разных языках: азербайджанском, грузинском, фарси...

Противостояние между "своими" и "пришлыми" выражается преимущественно в костюмах и повадках. Разницы между двумя равноуважаемыми семьями на самом деле нет. Идея эта, возможно, актуальна, но совершенно не оригинальна: ею много пользовались задолго до Панкова. Столь же зауряден прием, когда одного героя играют сразу несколько актеров. В начале 70-х годов, в студии в Текстильщиках, замечательный спектакль по той же пьесе поставил Вячеслав Спесивцев: там было четыре Ромео и четыре Джульетты. Послание было ясным: любой совсем молодой человек может оказаться на месте героев трагедии. Удвоение действующих лиц у Владимира Панкова кажется лишенным всякого смысла. Самое удачное в этом спектакле – телевизионный экран, на котором появляется Князь. Он – под елочкой, в партикулярном платье, с бокалом шампанского в руке – произносит речь для "Новостей Вероны". Виртуального Князя играет Евгений Миронов: никого не пародируя, никому не подражая, он тем не менее, похож на всех правителей независимой России одновременно.

Отдельные удачно решенные сцены не спасают положения.

"Их жизнь, любовь и смерть и, сверх того,
Мир их родителей на их могиле
На два часа составят существо
Разыгрываемой пред вами были..."

Шекспиру было довольно двух часов, Панков с трудом уложился в три с половиной. Четыре часа, насыщенных пением, музицированием, движением, но без сильных эмоций, если не считать сильную скуку. Звуковой дизайн – вместо поэзии, вместо трагедии, вместо любви. Зрители с нетерпением ждут, когда же, наконец, умрут надоедливые и шумные герои. Согласитесь, добиться такого результата на материале "Ромео и Джульетты" – задача непосильная. Но Владимир Панков с ней справился вполне.