ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ ЖЕСТОКИМ

Собеседник №19
21.05.2012
Зоя Игумнова

Народный артист России Евгений Миронов не устает удивлять честной народ. То он театр открывает, то фестиваль театральный проводит, то нищим кумирам помогает деньгами и лекарствами. Кроме этого, он успевает еще выпускать премьерные спектакли и сниматься в кино, за которые получает престижные награды. Последняя из них – «Золотая маска» за роль Калигулы в одноименном спектакле Театра Наций.

– Евгений, а у вас вообще свободное время бывает?

– Поскольку я занимаюсь сразу многими вещами, то свободного времени у меня не бывает. Все расписано по часам: либо я работаю – играю спектакли, либо я смотрю их, либо встречаюсь с кем-нибудь, разговариваю, обсуждаю новые проекты в театре, либо снимаюсь в кино. Сейчас как раз снимаюсь в картине «Пепел». Экстремальная работа получилась. Мне надо было бежать по крыше, теряя равновесие, почти падать. Честно говоря, я засомневался, как буду это делать. Но ничего. Бежал, падал, а внизу за меня переживали.

– А как же дублеры, каскадеры?

– Не-а. Заменить меня некому. Я незаменим. Были только тросы, которыми меня страховали. И всё.

– Не бережете вы себя. У вас же была серьезная операция на ноге.

– Врачи, конечно, просили беречься. Но я же занимаюсь, делаю специальные упражнения, разрабатываю ногу. Если меня попросят пробежать стометровку, наверное, смогу. Я, как это называется… спринтер. Бегун на маленькие дистанции, но бежать могу до-о-олго.

– Как вы планируете свой день?

– У меня есть помощник, помощница, потом еще одна помощница. И если я что-либо забываю, они мне напоминают. Не дают ничего пропустить.

Театр – вещь бескомпромиссная

– Ваш друг Олег Меньшиков стал худруком Театра имени Ермоловой. Он делился с вами впечатлениями, как оно там?

– Ему пока все нравится. Но пока.

– О чем предупреждаете его?

– Ни о чем. Это бессмысленно. Каждый только на своем опыте учится. У каждого свои проблемы возникают. А общая проблема одна – приходится быть жестким. Театр – вещь, не терпящая компромиссов. Понимаете? Ведь, чтобы его создать, необходимы условия. А еще требуется очень много работать и быть объективным. Кроме того, стоит очень серьезно понять, что тебе мешает на этом пути.

Олегу предстоит еще много чего. Я какой-то путь уже прошел. Но не могу сказать, что прошел его до конца, и вот сейчас я в шоколаде. Не, не, не, не. Все еще продолжается. Театр – живой организм, и в нем все время возникают живые, реальные проблемы.

– Увольнять людей вам приходилось?

– Ну, я не могу сказать, что я прямо их увольнял. Увольняет директор, но, безусловно, с моего согласия. Это одна из составных частей моей профессии. Менеджмент. А я администратор. Я должен следить, чтобы должности занимали лучшие специалисты, профессионалы в своем деле. Иногда срабатывает жалость. Ведь в коллективе есть люди, которые прошли со мной какой-то путь. Но это не значит, что они должны принимать какие-то свои решения и садиться мне на шею. А серьезных профессионалов я ищу все время. Жизнь так может повернуться, что меня могут попросить с занимаемой должности или я сам могу уйти.

– Такое возможно?

– А почему нет? Если я увижу и пойму, что появился серьезный, мощный молодой специалист, которого можно воспитать в хорошего руководителя, то помогу ему. Проблема режиссеров, которые руководят театрами, в том, что они по природе своей не способны себе сделать замену.

– Эгоисты?

– Они всю жизнь занимались одним замечательным делом – режиссурой. Даже образованному, подкованному молодому поколению доверить свой паровоз им очень сложно. В этом смысле артисту на должности художественного руководителя быть проще. Потому что, во-первых, артисты по жизни привыкли к кастингу. А во-вторых, артисту режиссер не конкурент.

На данный момент я художественный руководитель Театра Наций, я даю почву для того, чтобы взросли жизнеспособные семена. Потому мне это необходимо как воздух. Я хочу, чтобы в театре были молодые режиссеры. И этим я сейчас занимаюсь. В Театре Наций следующий сезон будет сезоном мо-ло-дых! До этого у нас были блокбастеры.

– Экспериментируете?

– Мы запускаем эксперименты на малую сцену. Дай Бог, она скоро откроется. На большую сцену выйдут режиссеры, которые попробовали себя на малой. Мы даем им шанс. И главное, они свободны в своих фантазиях.

– В фестивалях собираетесь участвовать?

– Думаю, мы – один из тех немногих театров, активно гастролирующих на серьезных зарубежных фестивалях. Так сложилось. Видимо, нас кто-то увидел в начале нашего пути и решил пригласить. А сейчас уже в Америку мы повезли «Бедную Лизу», в Германию едет «Шведская спичка», в Финляндию – спектакль Могучего с Лией Ахеджаковой Circo Аmbulante. И это всё постановки без моего участия. (Смеется.)

– Зато вы в это время получили «Золотую маску» за «Калигулу».

– Да, получил. И «Калигула» у нас поедет в Венецию. Вот такие обширные у нас гастроли получаются. Мне важно, чтобы Театр Наций стал лейблом, серьезным знаком качества...

– ...куда не купить билеты.

– Ну это же счастье.

– На «Рассказы Шукшина» не достать билеты.

– И не только на них. У нас и на другие спектакли тяжело попасть. Меня это радует. Несмотря на то, что это огорчает некоторых зрителей. Но что делать? Такова судьба. Есть ведь возможность купить билеты заранее. За три месяца. У нас есть дорогие билеты, а есть дешевые – по 200 рублей. Все это я предусматриваю.

Алла Пугачева обладает животной интуицией

– Поделитесь, где хранятся ваши награды? Где последняя «Маска» висит?

– Она стоит у меня в кабинете, нераспечатанная. Потому что у меня еще нет мебели. (Смеется.)

– В кабинете худрука нет мебели?

– Ну мы же открылись не так давно.

– И за это время всё приобретали для театра и ничего для собственного кабинета?

– Во-первых, я не буду делать кабинет художественного руководителя до тех пор, пока не оборудую все остальные кабинеты. А для этого у нас еще не пришло финансирование – вторая половина. Как только придет, доделаем всем, и только потом – мне. Поэтому «Маска» стоит запечатанная и ждет гвоздя.

– Но, кроме «Маски», у вас еще что-то есть. И оно тоже должно где-то храниться.

– Что-то! Что вы так скромно. (Смеется.) Не «что-то», а всё!

– И это всё где?

– У мамы на Чистых прудах. Там вся квартира – музей Евгения Миронова. (Смеется.) Когда в нее случайно попадает ветеринар – собаку полечить или слесарь – что-нибудь починить, люди на некоторое время выключаются из жизни. Такое количество светящихся наград их шокирует. Мама показывает всё, рассказывает о призах. И человек забывает, зачем он приехал.

– Говорят, мама у вас главный советчик.

– Мама обижается, говорит: «Вам мои советы уже не нужны». Есть какие-то вещи, которые она может не понимать в силу профессиональной специализации. Но я могу назвать лишь вторую такую женщину, как моя мама, – это Алла Пугачева, с которой я дружу. Она обладает бешеной, животной интуицией. Не каждый человек может выдержать разговор с ней.

– Потому что она сканирует собеседника?

– Да, она тут же просканирует тебя и в лицо объявит результат. Она не юлит.

– Ваша должность в театре – выборная или вас посадили навсегда?

– Нет, не навсегда. У меня существует контракт на пять лет. В этом году первые пять лет прошли. И Министерство культуры продлило контракт еще на пять.

– Вы восстановили и открыли Театр Наций, завершаете строительство малой сцены. На что еще замахнетесь?

– Моя мечта – театральный квартал рядом с нашим театром. У нас за зданием существует пространство, которое сейчас напоминает помойку, где хранятся сгнившие декорации и всякий хлам. А ведь это место можно использовать. Мне казалось, что в центре Москвы должен возникнуть прекрасный квартал, культурное пространство по примеру западных столиц. Подобное есть уже в Вене, в Сан-Паулу. Мэр Москвы Сергей Собянин поддержал эту идею. Организовать квартал можно как раз там, где находится Театр Наций. С нами по соседству есть еще несколько культурных объектов: Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко, театральная библиотека, Театральный центр на Страстном. А если пространство между ними задействовать под современный мультимедийный комплекс, с подземной парковкой, со сценической экспериментальной площадкой, открытым летним кинотеатром, летним садом, кафе, музеем, выставочным залом и так далее? Это и для москвичей, и для всех культурных людей будет прекрасным местом для проведения досуга. Конечно же я понимаю, что меня похоронят прежде, чем все случится. Я умру, и еще не будет положен камень в его основание. Лет пять только под фундамент уйдет.

– Москва строится гигантскими темпами. В обозримом будущем и квартал построят. А вы как-то мало себе отвели, если собрались так рано помирать.

– Вы понимаете, это все не просто. Физически я готов на это. Но в какой-то момент наступает отчаяние.

– Почему?

– Потому что вдруг возьмут и обольют тебя таким количеством помоев… Я даже не понимаю, за что? Главное, что те, кто хает, сами этим не занимаются. Они даже не знают, что такое попробовать начать что-то делать. Лопахин в «Вишневом саде» Чехова говорит: «Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей». Очень мало порядочных людей. А ты один не можешь даже машину цемента привезти. Для этого завязываешься с людьми, которые не держат слово.

А построить культурный центр, так на это еще ведь и деньги нужны, и идеи. Для того чтобы этот проект реализовать, необходимо иметь рядом людей, которые тебя поддержат. Я сейчас говорю не про своих помощников, а про тех, с кем приходится общаться по работе своей. Очень все непросто, а порой бывает и унизительно.

Но в какой-то момент надо сказать: ты делаешь это не для себя. Если бы для себя, я в жизни бы этого не делал. Мне ничего не надо. У меня нет дачи, нет хором. Я всю свою жизнь провел в театре. И вот когда ты трудишься на благо будущего этой страны и на тебя вешают какие-то ярлыки люди, не понимающие, чего все это стоит и как это все тяжело, мне становится обидно. Но не подумайте, я не жалуюсь. И раз уж я ступил на этот путь, надо пройти его, как вы говорите, в какое-то обозримое будущее.

Такого мата эти стены не слышали никогда

– Мой сосед работал у вас на строительстве театра.

– Та-а-ак. Что он нашел? Что унес?

– Ничего. Он рассказывал, как вы дневали и ночевали в театре, смотрели буквально за всем.

– Такого мата эти стены не слышали никогда.

– Про мат он ничего не говорил. Но заметил, что вы были лучшим прорабом за всю его карьеру.

– Да, это правда. Я вошел во все тонкости строительного дела. А как иначе? Я не хотел, чтобы меня обманывали. Поэтому не доверял никому. Ведь вся ответственность лежит на мне. Вот и вынужден был дневать и ночевать на стройке. Ночью приезжал проверять.

– Работают или нет?

– И не работали! Нет!

– Кнутом или пряником стимулировали к труду?

– Нет. Пряником не стимулировал, потому что это государственное учреждение и государственные деньги. А в какой-то момент я думал, что убью этих людей. Не выдержат нервы мои.

– За их криворукость?

– Да, за абсолютный непрофессионализм. Поэтому мы заменяли подрядчиков одних за другими. Что там я увидел – неописуемо. Честно говоря, я рад, что моя судьба повернула меня в это русло. Потому что я увидел жизнь другими глазами.

Кто я был? Артист. Все мои сложности были с текстом, с режиссерами, с непониманием роли, с Гамлетом, которого до меня играли пятьсот артистов. Как же мне играть Гамлета? Я не жил нормальной бытовой жизнью. И тут вдруг бац, и я узнал, как зайти с другого хода. Увидел, как у тебя из-под носа п…дят (шепотом сказал Евгений), воруют. Как тебе в глаза могут сказать: «Ой, прекрасный кафель, чудесный». И только я отвернулся, он – бздынь, и отвалился. Как сделали дверь, открывающуюся не в ту сторону. Идиотизм полнейший. Когда-то мне Герман Греф советовал: «Возьми турецкую компанию. Они прекрасно всё сделают».

– И не своруют.

– Да, и не своруют. А я ему: «По-моему, у меня русских-то и нет. Как говорят, ближние иностранцы». (Смеется.) Но не они виноваты, система такая – авось проскочит. «И вы привыкнете, Евгений Витальевич», – говорили мне рабочие. Ну подумаешь, раз кинули кирпич в меня, ну не попали, и все хорошо. Кирпич жалко, но его много.

– Ваша мама живет на Чистых прудах, где недавно обитали шумные компании оппозиционеров. Как вы к этому относитесь?

– Вы знаете, абсолютно точно я поддерживаю людей, у которых есть претензии к власти, которые хотят высказать свое мнение. Для своих собраний им необходимо иметь какое-то место в Москве. Я считаю, что, пока оно не найдено, нужно терпеть.

– Методом проб и ошибок они будут искать это место?

– Полагаю, его надо выбрать методом переговоров. Силовой захват и вынос оттуда спящих тел – это неправильно. Во всех цивилизованных странах есть такое место. Гайд-парк в Лондоне, Булонский лес во Франции. Где оно будет у нас – в парке Горького или в ином месте, – не знаю. Но оно должно быть. Чистые пруды – случайный выбор. Но ведь и жителей этого района понять можно. Они не виноваты в том, что вам хочется высказаться, а негде. И люди не могли привычно прогуляться в сквере с детьми, с собаками, да просто на лавочке посидеть.

– Мама на «оккупантов» не жаловалась?

– Нет.

– Чем вас мама может заманить в гости?

– Щами. А самое гениальное, что она готовит – это окрошка. Никто в мире так не готовит ее. Володя Машков ждет приезда своего в Москву, чтобы скорей прийти к ней на окрошку.

– Рецепт известен?

– Она скрывает. А сам я готовить не умею. Но если надо, яичницу поджарю. Наверное.