Впервые в своей истории Государственный Театр наций посетил Алматы с гастрольными спектаклями. Выдающиеся российские актеры Евгений Миронов и Чулпан Хаматова в компании своих не менее талантливых молодых коллег показали алматинцам спектакли «Рассказы Шукшина» и «Бедная Лиза». Актеры, отмеченные самыми высокими наградами и званиями, обласканные публикой и критикой, в жизни совершенно лишены звездной болезни. На встрече со зрителями и журналистами, устроенной до открытия гастролей, они с удовольствием отвечали на вопросы и раздавали автографы.

— Чулпан, почему в Театре наций нет труппы?

— Согласно нашей концепции, труппы быть не должно. Она нужна в хороших репертуарных театрах. А в нашем деле она стала бы балластом. Когда работа ставится на поток, когда хочешь — не хочешь, а надо выходить на сцену — это не для нас. У нас спектакли выпускаются только по любви.

— Несколько лет назад вы говорили, что во многих фильмах из тех, что вам предлагают, вам сниматься скучно. Изменилось ли что-то в этом плане?

— К сожалению, проблема кроется в сценариях, а если точнее, в их отсутствии. Сценарное дело — очень сложная профессия. Написать такой сценарий, в который бы влюбились все, почти невозможно. Сразу начинаешь думать: «Вот здесь можно кусок убрать, в этом эпизоде время потянуть, здесь дописать что-нибудь…».

Евгению Миронову был задан вопрос о должности художественного руководителя.

— Эта должность потребовала от вас каких-то новых качеств?

— Раньше в творчестве я отвечал только за самого себя. На съемках или в спектаклях я был огражден своей ролью и не мог нести ответственность за весь фильм или спектакль. А теперь на мне огромная ответственность, и она, конечно, отразилась на моем поведении и характере. Возможно, раньше этих качеств у меня и не было. Но назвался груздем — полезай в кузов. Мне было необходимо очень быстро учиться. С самого начала мы с друзьями и соратниками обозначили идею театра, который нам хотелось бы построить. Эту организацию надо было создать, сконструировать, привлечь людей и повести за собой, договориться со многими режиссерами и артистами. Театр наций воплощает новую концепцию театрального устройства. Наша сцена открыта для дебютантов, она позволяет артистам искать себя, также это хорошая фестивальная площадка. Я знаю, насколько важно помогать молодым, тем более, что сам из провинции. Но сегодня «трудно» уже не то слово. С одной стороны, все открыто, пожалуйста. С другой, все на коммерческие рельсы поставлено. Учиться — деньги, спектакль поставить — деньги, аренда площадки — вообще молчу. Поэтому, если я в силах помочь кому-то из молодых и достойных, конечно, я буду это делать. Я и стал заниматься Театром наций для того, чтобы в нем были спектакли высокого уровня. В Москве сейчас довольно часто ставят спектакли, на которые люди приходят поржать, отдохнуть, съесть какой-нибудь пирожок, уйти и даже забыть название пьесы. На мой взгляд, это деградация.

— Вам сложнее работать в театре или в кино?

— В кино, потому что в театре мы можем репетировать до тех пор, пока все не получится. В МХТ, например, бывало, что актеры репетировали спектакль год-два. Сейчас, конечно, меньше — от 40 дней до 2-3 месяцев. А кино — это катастрофа. Во время съемок фильма «Идиот» у меня было полчаса для разговора с режиссером Владимиром Бортко. А для того, чтобы найти образ Мышкина, необходимо было время. То же самое случилось и на съемках «Достоевского» Владимира Хотиненко.

— Вы легко вживаетесь в роль?

— Каждый раз это — мука. После съемок в «Идиоте» Инна Чурикова сказала: «Женя, мы потом будем всю жизнь вспоминать эти сладостные мучения». Сладостные, но мучения… Как-то во время съемок одного эпизода она не понимала свою реплику. Буквально два слова: «Что? Почему вы так сказали?». Разбирать не было времени. Бортко говорит: «Инна Михайловна, ну вы же гениальная артистка! Сделайте чудо, сыграйте!». «Чудо очень долго готовится!», — отрезала она, и отказалась от съемки. Мы остановились и начали разбираться. И иначе в нашей профессии никак.

— Какие качества роднят вас с князем Мышкиным? Доводилось ли вам встречать людей, похожих на него?

— Я не встречал таких людей, но думаю, они существуют. А что до моего сходства со своим героем… Когда Бортко пригласил меня на роль, он объяснил, что его «зацепили» мои глаза. Я же поначалу ничего не мог сделать, провалил первый съемочный день. Тогда я взял недельный перерыв и пережил за это время несколько лет. Мне удалось-таки сродниться с образом. Я почувствовал, что Мышкин — почти не человек. Его главное качество — абсолютная правда. Он открыт и совершенно обнажен.

— Расскажите, пожалуйста, о спектакле «Рассказы Шукшина».

— Идея поставить на сцене знаменитые рассказы классика русской советской литературы принадлежала латвийскому режиссеру Алвису Херманису, что и было осуществлено в 2008 году. У каждого актера в спектакле по восемь ролей. Мы во время подготовки поехали специально на родину Шукшина, где прожили десять дней, разговаривали с соседями, с жителями села. После нашего спектакля хлынул поток театральных постановок и попыток экранизаций Шукшина. А ведь какое-то время о нем совершенно забыли. Поставили на полку в ряд советских писателей и оставили пылиться. Мы с этим спектаклем объездили полмира. Когда мы получали «Золотую маску», Алвис сказал: «Шукшин — это как в баню сходить! Такое очищение получаешь за время спектакля…». И ведь, в самом деле, там заложены простые вещи, которые понятны человеку любой национальности и социального статуса. Реакция в конце спектакля всегда одна — смеющийся и плачущий зал.

— Совсем недавно вы дебютировали как продюсер. Речь идет о картине «Охотники за бриллиантами». Вы специально воспользовались служебным положением, чтобы сыграть роль цыгана Бориса Буреце?

— Мне захотелось попробовать с моими товарищами с нуля написать сценарий, найти деньги, собрать артистов. Продюсерская деятельность — не сахар. Сценарий писали два с половиной года. Я сменил пять сценаристов. Мне все не нравилось и казалось, что это не по-настоящему. Что касается моего скромного участия, то я в гриме чуть сам себя не узнал. Брови у меня там крашеные и ресницы… Я думал, они выпадут, но нет, ничего… (смеется). А изначально продюсеры Первого канала сказали мне, что для рейтинга фильма будет полезно, если я сам снимусь в нем.

Тем не менее, актеры ответили на вопрос КазкоммерцNews: «Как вы распоряжаетесь своими финансами?».

Миронов и Хаматова лукаво переглянулись, засмеялись и почти одновременно выпалили: «Деньги мы тратим. Зарабатываем и тратим!». Позднее удалось узнать, что Евгений Миронов львиную долю заработков отдает театру. Его он считает своим главным детищем.

На встречах с высшим руководством России актер всегда старается завести разговор о пополнении бюджета. Конечно, это делается не корысти ради, а искусства для… «Работать, жить с протянутой рукой (я имею в виду спонсоров), а потом выступать, отрабатывать на корпоративах, праздниках, нет сил. Все, что мы хотим сделать, должно быть серьезно, по-взрослому: и серьезные режиссеры, и опыты (даже если это экспериментальные опыты) должны потом во что-то претворяться. А не так, что первый режиссер сделал спектакль — спасибо, отошел, а надо следить, отслеживать путь, чтобы он вышел потом с малой сцены на большую сцену. За все отвечать хотим, и, честно говоря, это требует средств. Бюджет театра сейчас повысился до 50 млн. рублей, но, учитывая, что один фестиваль современного искусства стоит 30 миллионов... Картина вырисовывается сама собой», — говорил Миронов в прошлом году на встрече с премьер-министром РФ Владимиром Путиным.

У Чулпан Хаматовой отношение к деньгам своеобразное. В театральный институт она поступила на спор. Никто ведь не верил, что девушка может бросить престижный финансовый вуз. Да и она сама в это не верила. Хотя несколько месяцев тайно проучилась на подготовительных курсах и даже сдавала в ломбард серебряные ложки, чтобы оплачивать учебу. Позднее девушка из провинциальной Казани покорила Москву, да впридачу стала лицом известной швейцарской марки часов.

— Я снялась в рекламе только по одной причине — не было денег, — посмеивается Чулпан. — Деньги — это независимость, свобода. Пока они не начинают работать против этой свободы и независимости. Я думаю, что большое количество денег, конечно, рождает большее количество ответственности и несвободы. Хотя для меня деньги никогда не стояли на первом месте. К счастью, на данный момент могу сказать, что моя любимая профессия позволяет мне быть независимой. Важнейшее дело моей жизни благотворительный фонд, помогающий больным детям. Ни я, ни актриса Дина Корзун, с которой мы начинали это дело, сначала не хотели создавать фонд: это слово ассоциировалось у нас с чем-то нечестным. Мы стремились оказывать адресную помощь, приводили к детям известных людей, искали деньги, пользуясь своими связями и авторитетом. К сожалению, законы таковы, что мы не можем больше какой-то суммы собирать средства без тендера. Пришлось организовывать фонд «Подари жизнь». Мы с Диной решили: главное условие — чтобы все было прозрачно. Я рада, что у нас кое-что получается. Например, в минувшем году дети получили помощь более чем на 577 миллионов рублей. Деньги у нас не лежат. Мы собираем и тратим их.