Актер и художественный руководитель Театра Наций Евгений Миронов ответил на вопросы читателей bbcrussian.com.

Один из самых востребованных российских актеров, Евгений Миронов запомнился зрителям по ярким образам, созданным им в таких фильмах, как "Мусульманин", "Охота на Пиранью", "Идиот", "Апостол". Его театральная деятельность связана в первую очередь с "Табакеркой", на сцене которой Миронов сыграл одну из своих главных ролей в спектакле "Страсти по Бумбарашу". Несмотря на невероятно плотный график, Евгений находит время на общественную деятельность.

Мы благодарим всех наших читателей за присланные вопросы. Беседу с Евгением Мироновым вела глава интерактивного отдела Русской службы Би-би-си Анна Висенс.

БИ-БИ-СИ: Надежда, Санкт-Петербург, Россия спрашивает, какими качествами должен обладать идеальный режиссер в работе с актером?

МИРОНОВ: Идеальных режиссеров не существует потому, что это очень сложная профессия, честно говоря, и научиться ей, по-моему, невозможно. Это совокупность разных обстоятельств, таланта и от родителей, и от Бога, и каких-то жизненных обстоятельств. Обычно это тяжелые, сложные люди. И чем талантливее, на моей памяти, во всяком случае, гениальнее (а мне повезло, я работал с выдающимися режиссерами, с мировыми звездами), тем сложнее их характер. Мне это, как артисту, не мешает. Когда мы начинаем работать, то характер отходит на второй план. Обычно такие люди – фанатики своего дела, очень любят его. Другое дело, мы можем соглашаться или не соглашаться друг с другом в концепции роли или всего спектакля. Мне интересно, когда мы сотрудничаем, вместе создаем спектакль. Но еще раз повторюсь, чем интереснее режиссер, тем сложнее и непредсказуемее его характер.

БИ-БИ-СИ: А насколько актер может влиять на режиссера, на то, как он видит роль или спектакль? Бывали у Вас такие моменты, когда Вы меняли что-то кардинально?

МИРОНОВ: Конечно, было. Обычно это еще и умные люди, иначе не может быть, они очень много знают. К примеру, Питер Штайн, когда мы работали над "Гамлетом". Он лекции читает в Лондоне, он знает все по этому материалу. Или когда он ставил "Орестею", греческую трагедию. Настолько было интересно, любое его слово, любая информация. Но тем не менее, он столкнулся с русскими артистами впервые. У нас все-таки другая школа, нам было интересно, и ему тоже было интересно. Как режиссеру ему было интересно, как мы это воспринимаем, как это через нас проходит. Предположим, Орест немецкий – а я играл Ореста – был намного холоднее, как он сам говорил. А я должен был все равно пережить то, что я убиваю свою мать Клитемнестру. По Станиславскому, как это по-нашему положено. Суммируя, большому режиссеру все-таки интересно, что думают актеры, и что это не пластилин, а личности.

БИ-БИ-СИ: Вы упомянули разницу между русской театральной школой и западной. А в чем заключается основное различие?

МИРОНОВ: Вы знаете, я думаю, в готовности. На Западе есть такая традиция: сорок репетиционных дней – любой материал, самый тяжелый. Для этого режиссер должен быть настолько готов, чтобы уже в процессе – поиск еще какой-то происходит, но у него уже все в голове есть. Это такой принцип Запада. У нас, когда режиссер берет произведение, так сложилось традиционно, то он не готов. Он не особо себя загружает, во время репетиций можно туда, можно сюда, растягивается иногда на полгода. Это ни о чем не говорит, иногда результат у нас бывает лучше. Нам завидуют иногда западные артисты, потому что есть возможность окунуться в материал, не торопиться, долго искать. Так делали старики мхатовские. Это очень дорогое удовольствие, и мало кто в России может себе сейчас это позволить. Додин, Фоменко, Женовач, вот и все, остальное все рынок.

БИ-БИ-СИ: Екатерина Лебедева из Монреаля задает вопрос о Вашей роли в "Идиоте". Она пишет: "совершенно потрясающее исполнение, в какой-то момент я даже испугалась, что актер как человек может получить нервный срыв. Ведь у одного из ярких исполнителей главной роли Юрия Яковлева как раз и случилось после съемок тяжелое душевное состояние, вызванное погружением в эту непростую роль." Как Вам удается сохранять душевную гармонию после таких ролей? И удается ли?

МИРОНОВ: Я думаю, этим и отличаются русские артисты от всех остальных, потому что мы не можем наполовину делать. Поэтому это одна из самых смертных профессий в России, где-то я это прочитал, летчики на первом месте, кто-то еще, а на третьем или четвертом – артисты. Это меня так удивило! Кажется, такая нормальная профессия. А потому, что должны выложиться, только так зрители поверят, что у них на глазах человек умирает, из-за любви или еще чего-то. Тяжело... Я Вам могу сказать на своем примере, когда я отыграл двадцать пять Гамлетов подряд, то мне понадобилась помощь медицинская. Это не значит, что я лежал в сумасшедшем доме, я просто поехал реабилитироваться в пансионат. Потому что наступила такая депрессия. Я вообще человек не депрессивный, но тут мне необходимо было восстановиться. Было очень тяжело.

Что касается Мышкина, то этот фильм снимался восемь месяцев. У меня было физическое истощение, я похудел на десять килограммов специально для этой роли. Снимали по 12-14 часов в день, практически без выходных. Плюс, безусловно, Федор Михайлович Достоевский со своими исследованиями человеческой души... Это все вытрепало меня основательно.

И еще одна вещь произошла. Лев Николаевич оказался таким заразным, в хорошем смысле, героем, что все – а я продолжал играть в это время спектакли, "Гамлета", Треплева в "Чайке", Григория Отрепьева в "Борисе Годунове" – все мои герои стали похожи на Мышкина, я ничего не мог сделать. Я никак не мог отвязаться от него, моего дорогого. И только спустя полгода он стал у меня как-то по капле выходить.

БИ-БИ-СИ: Интересный эффект. Часто такое происходит или только от таких сильных ролей?

МИРОНОВ: Да, безусловно, от сильных ролей и если глубоко погружаться.

БИ-БИ-СИ: А какая роль самая любимая? Об этом спрашивает Юля из Киева.

МИРОНОВ: Так сложилось, что я очень скучаю по всем. Это же не роли, это люди. Люди, которые родились, выросли. У меня ощущение, что я с ними прожил какое-то время, общался, учился. Я к ним отношусь как к настоящим людям, живущим персонажам. Больше всего у меня тоска по Гамлету, потому что я его не доиграл. И я мечтаю его еще раз увидеть.

БИ-БИ-СИ: А что Вы имеете в виду под "не доиграли"?

МИРОНОВ: Так сложилось, что Штайн придумал такую площадку, как ринг боксерский, актеры находятся на ринге, а зрители сидят вокруг. Мы объехали много стран, а в России такой площадки нет. Мы играли по циркам какое-то время, а потом мы это закончили.

БИ-БИ-СИ: Т.е., Вы хотели бы, чтобы этот спектакль подольше продержался на сцене?

МИРОНОВ: Гамлета можно играть бесконечно, он как ртуть. Я никогда не хотел его вообще играть, мне не нравилась эта роль. Глупенький был, как-то не вчитался. А когда Штайн меня влюбил в него... Он как ртуть, он настолько изменчивый. Я никогда не мог понять, почему он два монолога произносит практически друг за другом. В одном монологе он говорит: "Все, я начинаю мстить. Все, Клавдий, все, я за отца... И тык-в-тык идет монолог – "а зачем мстить, причем здесь мщение, когда роком все определено..." Я никак не мог понять, потому что я сам человек решительный, как мне кажется. А тут я вдруг въехал, я понял его серьезные космические прозрения, когда все становится бессмысленно – вся суета, и мщение, не мщение...

БИ-БИ-СИ: А как Вы выбираете роли? Об этом Карина из Москвы спрашивает. Бывают актеры, которые очень щепетильно подходят к выбору роли, а бывают и такие, которые любят экспериментировать, рисковать. Вы к кому себя относите?

МИРОНОВ: Интуитивно. Это такой процесс, мне самому, честно говоря, неведомый. Что-то щелкает, екает в сердце, и тоже не сразу. После того, как екнуло, я должен как-то себя увидеть в этом. После Мышкина мне захотелось резко все поменять, и материал, и внешность. Я покрасился в белый цвет в фильме "Охота на Пиранью", в боевике!.. В жанре, в котором я никогда в жизни не хотел сниматься, и не представлял даже. Но мне вдруг стало интересно, я так выпрыгнул из одного в другое.

БИ-БИ-СИ: Мы говорили в основном о классических пьесах, а вот Александр из Украины спрашивает, пьесы каких современных авторов Вы бы хотели поставить на сцене Вашего театра? Как обстоит дело с современными авторами? Есть что-то интересное?

МИРОНОВ: Тяжело обстоит дело. Я являюсь сейчас художественным руководителем Театра Наций. Это потрясающее дело в моей жизни, новое, уже два с половиной года. Это будет самая большая открытая театральная площадка в стране, где будут иметь возможность ставить как великие режиссеры, с которыми мы ведем сейчас переговоры (с русскими артистами), так и молодые совсем ребята, которые могут прийти, показать, и если они убедят – пожалуйста, мы даем им зеленый свет. И пока репертуар так складывается, что современных авторов нет. Даже Макдонах, который очень модный и идет во всех театрах в Москве... но хочется чего-то еще, совсем нового. Если говорить про русских, то мы с моими друзьями организовали акцию по поддержке талантов, в том числе драматургов. В Екатеринбурге есть такой драматургический фестиваль Николая Коледы. У меня надежда – он сам человек талантливый, драматург, режиссер, и он воспитывает новое поколение. Была волна – Сигарев, братья Пресняковы, но как-то надо идти дальше. Эта чернуха... Она такая талантливая чернуха, но неактуально уже, на мой взгляд.

БИ-БИ-СИ: Светлана из России спрашивает, необходимо ли такому талантливому человеку, как Вы, много работать над собой для того, чтобы уровень профессионализма стал еще выше? Или в Вашем положении – известность и прочее – можно уже просто наслаждаться своей профессией?

МИРОНОВ: Что значит самосовершенствоваться? Это что – я сижу перед зеркалом и говорю – Женя, ты должен самосовершенствоваться... Это все в работе происходит. Я не прекращаю работать и работаю с теми, с кем я хочу, и приглашаю режиссеров, которые могли бы мне что-то новое дать, изменить что-то. Иногда тяжело, не хочется меняться. Прекрасно использовать то, что у тебя уже есть, но это смерть, а я еще пожить хочу. Это каждый раз больно, тяжело и каждый раз как будто ничего не умеешь, и никакие звания и награды не помогают.

БИ-БИ-СИ: А есть какая-то цель или мечта что-то поставить или сыграть?

МИРОНОВ: Про играть мечтать как-то неинтересно, это судьба. А цель сейчас одна, есть большое дело – это театр, Театр Наций. Мы сделали спектакль "Рассказы Шукшина", режиссер Алвис Херманис, он стал популярным у нас. Мы только что вернулись из Вены и из Ганновера, где проходили театральные фестивали, где был большой успех. У нас порядка десяти приглашений на другие фестивали. Мне это радостно, так как мы продвигаем наше искусство, Шукшина. И вообще открываем для них Театр Наций. Это сейчас мое дело, оно главное.

БИ-БИ-СИ: Как живется сейчас артисту в России? Комфортно? Или чего-то не хватает?

МИРОНОВ: Сейчас живется комфортнее, чем было в советские времена. Очень много есть способов заработать. Особенно сериалы. Проблема страшная в другом. Они уже становятся не артистами, быстро теряют форму, школу. Это легкий заработок. Там не нужно ролей придумывать, просто говорить текст и все. Там не нужна твоя индивидуальность. Любой с улицы человек может делать то же самое. И это катастрофа, потому что настоящих артистов все меньше. Образ... Про это я уже даже не говорю. Остается надежда на театр, где это должно как-то сохраниться.

БИ-БИ-СИ: Олег Довнар из Молдавии интересуется, отразился ли кризис на Вашей деятельности, в частности на Вашем театре?

МИРОНОВ: Мне, честно говоря, повезло, потому что мне поверил – в нашу команду и в театр поверил Владимир Владимирович Путин и помог. У нас сейчас реконструкция в театре, который двадцать лет находился в руинах. Внешне он стоит, а внутри – котлован. Я надеюсь, если в следующем году ничего не изменится и нас не секвестрируют, мы достроим и через полтора года у нас будет новое современное здание. Что касается спонсоров, тоже повезло. Я никого ни о чем не просил. Мне позвонил Прохоров и спросил – нужна помощь вам? Я сказал – да, нужна. Фонд Прохорова является нашим партнером. Пока держимся на плаву, хотя тяжело.

БИ-БИ-СИ: "Что Вы думаете о положении современной молодежи? Мне кажется, сейчас наблюдается какой-то глубокий упадок во всем, и в культуре людей в первую очередь." Пишет Александра из Германии. Многие наши читатели жалуются, говорят, что молодежь в театр не ходит, к примеру.

МИРОНОВ: В театр ходят. И в Германии, я был недавно в Берлине, там невозможно попасть на хороший спектакль, очереди стоят. В России ходят очень много людей в театр. Другое дело, есть проблема так называемых рыночных услуг. Когда театр превращается в сферу услуг, куда можно прийти, поржать и уйти. Обслуживание... Это катастрофа, это неправильно. Поэтому мы, и я в том числе, делаем все, чтобы наш театр был другим. В России театр всегда больше, чем зрелище, он должен воспитывать. Особенно в советские времена. Церкви же не было. В театр шли, чтобы увидеть, понять, и про себя в том числе, про человека.

БИ-БИ-СИ: Марина из США вспоминает с ностальгией все, что было отснято до 80-х годов. Она спрашивает: возможна ли, по-Вашему, еще эпоха Кончаловского, Тарковского, Бондарчука, Муратовой и всех других наших выдающихся деятелей искусства? Каким Вы видите реальное будущее русского театра и кино?

МИРОНОВ: Всегда будет. Но есть болезнь такая. Молодые какие-то появляются, которые меня тоже пугают. Они рассказывают про свое прошлое. А это прошлое – это как они клей нюхали в мешке. И это мне неинтересно, совершенно неинтересно. А есть же нормальные люди. У меня брат – он крановщик, работает в Саратове. Мне было бы очень интересно посмотреть, как они живут со своими проблемами, а не как кто-то клей нюхает. В Америке во времена Великой депрессии подняли кино потому, что они нашли человеческие истории. Мы пока к этому не пришли, но, я думаю, придем. Это неиссякаемо, Земля, она плодит.

БИ-БИ-СИ: Вероника из Москвы пишет: "Наряду с непростой актерской профессией Вы активно занимаетесь не менее сложной благотворительной деятельностью. Скажите, пожалуйста, у Вас не складывается впечатление, что благотворительность в России на данном этапе воспринимается скорее как дань некоей моде, нежели как мера ответственности перед собой и обществом? Что нужно сделать для того, чтобы отношение к занятию благотворительной деятельностью стало более серьезным и осознанным?"

МИРОНОВ: Да ради Бога, пусть воспринимается как угодно. Если хоть кому-то помогли, мне абсолютно все равно. Мода на благотворительность? Очень хорошо, пусть это будет модно. Я знаю это на примере Чулпан Хаматовой или фонда, который мы с Машей Мироновой придумали и с Наташей Шагинян, фонд помощи ветеранам кино и театра. Это отнимает такое количество времени, что тут уже не до моды. У нас есть реальное дело. Мы провели театральный марафон. Договорились с двадцати пятью театрами московскими. Они один спектакль сыграли, сбор от которого пошел в этот фонд. Мы смогли на эти деньги приобрести 600 медицинских сертификатов для больных ветеранов театра и кино, кумиров, которые полвека отдали театру. Для них целый год все лекарства будут бесплатными. Это стоило столько усилий... Про Чулпан я уже не говорю, ей памятник надо поставить. Ее фонд обеспечивает 40% всех операций гематологических больных детей. Она занимается этим больше, чем своей профессией. Это такой внутренний человеческий подвиг. Я его очень уважаю.

Благотворительность благотворительности рознь. Кто-то помогает и ничего про это не говорит, тихо, спокойно. Это тоже поступок. Но просто беда настолько большая, столько обнищавших людей, умирающих безыстерийно даже, что помогать одноразово – это, грубо говоря, эгоизм, я считаю. Мы вынуждены уже объединяться.

БИ-БИ-СИ: Вы как сами смотрите на эту ситуацию? Это ужасно, когда такие люди, с такими именами, с таким прошлым, отдавшие всю свою жизнь стране, оказываются в такой ситуации нищенской.

МИРОНОВ: Я даже не хочу комментировать. Тут дело не только в артистах. Плохо всем, учителям, шахтерам, летчикам заслуженным, героям Советского Союза. У нас такая страна, которая пока, во-первых, еще не встала на ноги. Во-вторых – советская привычка просто плевать на своих героев, просто плевать и перешагивать. Сидеть и ругать государство – это бессмысленно. Очень тяжело наладить дело. Надо делать то, что ты сам можешь. Смог что-то сделать – делай тогда, не говори, не вякай просто так. Это моя позиция.