Ни один из нынешних наших актеров не имеет за плечами ролей такого масштаба, как Евгений Миронов. Две недавние премьеры – телеэкранизация "Идиота" и сенсационный "Вишневый сад" Эймунтаса Някрошюса – подтвердили его позиции абсолютного лидера своего поколения. С самым востребованным актером России встретилась и пообщалась Наталия Землякова.

Московские пробки – это замечательное явление. Потому что только благодаря им мы сидим с Евгением Мироновым в редакционном микроавтобусе и неспешно беседуем. А куда торопиться? Застряли-то серьезно. Впрочем, из-за этого самого микроавтобуса мы с продюсером Ксенией не спали ночь. "Ты уверена, что он в нем поедет? Может, надо что-то пошикарнее заказать?" – разбудила она меня звонком ближе к полуночи. Я еще раз пробежала творческую биографию актера. С 1992 года, после премии "Лучший актер года" за роль в фильме "Любовь", – шквал наград, невероятное количество потрясающих ролей! Гамлет, Самозванец, князь Мышкин, Треплев, Орест... Ну и, безусловно, триумфальная роль Лопахипа в самом мощном театральном проекте нынешнего сезона "Вишневый сад" в постановке Э. Някрошюса. "Нет, в микроавтобусе он точно не поедет", – подумала я.

И когда в 10 утра мы ждем Евгения у подъезда его дома на Чистых прудах, то сцену эту можно смело использовать как наглядное пособие при изучении темы "Как правильно обращаться со звездой". В крошечный двор мы вместили три вида транспорта! На выбор! Евгений выходит из подъезда и... даже слегка теряется. И быстренько ныряет в... микроавтобус. Мы едем на фотосъемку в Кусково. "Мне там "Хрустальную Турандот" вручали. Замечательное место!" – говорит он. А я, времени не тратя даром, "врубаю" диктофон. И докладываю о наших автостраданиях. "Ой, как у вас все быстро. Выключите, пожалуйста. А то я от неожиданности даже алфавит забыл". Эта фраза расслабляет меня моментально, и я напрочь забываю, что беседую с самым востребованным на сегодняшний день актером, поработать с которым мечтают лучшие режиссеры, за которым охотятся продюсеры. А с армией поклонниц все просто. Обожают.

МИРОНОВ: Я непривередливый. Должны быть условия, сохраняющие честь и достоинство. А насчет каких-то особых лимузинов... Не знаю, не привык. Я не отношу себя к небожителям. Он творит, а его на руках носят. Это не про меня. Может, суровое детство наложило свой отпечаток? (Смеется.) Я тут как-то возвращался из Сибири с гастролей. И должен был лететь первым классом. Но самолет наш по техническим причинам не долетел до Москвы, а сел на Урале. И нас загрузили в другой самолет, который был ровно в два раза меньше. И какой уж там первый класс! Меня в порядке исключения посадили возле туалета на одно место с женщиной и ребенком. И мы в обнимку заснули. И были счастливы.

ЕLLЕ: Вы – абсолютное воплощение истории про человека, который добился того, чего хотел. Если бы Вы писали книжку-пособие "Как стать знаменитым", то с чего бы начали?

МИРОНОВ: А мне предлагают написать книжку Странно, да? Но думаю, что не буду этого делать. Потому что всего о себе не расскажешь. Или все, или ничего. Что касается этапов творческого пути, то в 14 лет я действительно хотел стать знаменитым. И чтобы меня непременно показывали по телевизору. Тетя Валя, мамина сестра, говорила: "Женечка! Роднуля моя! Как только я тебя увижу в телевизоре, я влезу в него!" И я представлял себе, как любимая тетя, женщина крупная, будет влезать в телевизор. Но со временем эта идея фикс рассеялась. И как-то стало не до нее. Это происходит в тот момент, когда профессия становится смыслом жизни. Когда профессия становится тобой. Появляются гораздо более увлекательные и интересные цели. Да, мне приятно, когда есть результат. Есть успех. Но иногда провал даже важнее, а еще хорошо, что у меня в порядке с самоиронией. И крыша у меня никогда не уезжала. Может быть, потому, что у меня не было такой ситуации – ап! И проснулся знаменитым. Я всегда за все плачу. Даже так бы сказал – расплачиваюсь сполна.

ЕLLЕ: Но Вы сами как-то сказали, что долго ощущали себя "золотым мальчиком".

МИРОНОВ: Но я же не просто стоял, а на меня лился "золотой дождь". Да, мне везло. С предложениями, с режиссерами. Но у успеха много компонентов. Я сейчас не буду говорить о таком банальном, как труд. И я говорю не о бытовых трудностях. Они есть у всех. Но успех ко мне нелегко приходил всегда. Я сейчас иногда читаю, что Миронов – это такой Моцарт, все у него легко. И мне приятно. Пусть думают, что все у меня так непринужденно. Хотя кто знает, какие "мозоли" были у Моцарта? О себе я могу сказать: я всегда был нагружен. С детства. У меня минуты свободной не было. Музыкальная школа, потом самодеятельность. Я все время куда-то бежал. И так по сей день. По телевизору показывали "Идиота", а я его так и не посмотрел, потому что в это время уже репетировал в Вильнюсе. И все восторги по поводу Мышкина прошли мимо меня, потому что я был занят Лопахиным.

ЕLLЕ: Ваши родители, как известно, сыграли огромную роль в Вашей карьере. И ради вас с сестрой, бросив все, переехали из Саратова в Москву, когда Вы еще не были таким успешным.

МИРОНОВ: Они прививали мне и моей сестре Оксане любовь к тому, о чем они сами мечтали. Они оба очень артистичные люди. Их тянуло к этому. Но... У мамы было жутко бедное послевоенное детство в Саратове. Как она мечтала стать балериной! Но у ее родителей не хватило денег па балетную пачку. И через окно она смотрела, как танцует в зале девочка из семьи побогаче. И рыдала! А папа, который выделывал с большим успехом коленца в ансамбле! Но жизнь заставила заниматься совсем другим. И поэтому они нас с Оксанкой влюбляли в то, что сами не смогли реализовать в своей жизни.

ЕLLЕ: А правда, что сейчас Ваша мама билетики проверяет у входа в "Табакерку"?

МИРОНОВ: Не оскорбляйте, пожалуйста, профессию билетера-контролера! "Билетики проверяет!" Вы придите в театр и посмотрите, как она это делает! Это акция! Творчество! А с чего все началось? Табаков противозаконно – московской прописки не было – устроил в театр и маму, и папу. Вот мама стояла и "билетики проверяла". Я ей говорю: "Мам, это же театр! А ты первый человек, которого видит зритель! Подумай об этом!" Сказал и забыл. А она задумалась. И теперь мама стоит красавица-раскрасавица. Издалека слышен ее приветливый голос. Она встречает-провожает зрителей. На любые вопросы отвечает. И фактически устраивает свой мини-спектакль. Дирекция очень довольна. А я горжусь тем, что она билетер-контролер нашего театра.

ЕLLЕ: Иногда благодаря интервью складывается ощущение, что у Вас идеальная семья. Но Вы как-то обмолвились, что был момент, когда Вы стремительно шли вперед. А родители начали отставать.

МИРОНОВ: Мы очень крепко спаяны. И поэтому бывает по-всякому – и прекрасно, и очень больно. Но мы это преодолеваем.

ЕLLЕ: Это Вы пошутили, когда сказали, что Вам предложили быть секс-символом, а Вы подумали-подумали, да и отказались?

МИРОНОВ: Слушайте! Да их как собак нерезаных, этих секс-символов! Что же мне – туда же? Тем более, что мне совсем не туда. Но если серьезно, когда я был на фестивале "Балтийская жемчужина" с картиной "Дневник его жены", ко мне подошел известный польский кинорежиссер Кшиштоф Занусси, с которым мы дружны, и сказал: "Женя, зря ты надел в этом фильме шапочку. Ты в ней антисексуален. А артист всегда должен быть манок и привлекателен". И я задумался. Что такое сексуально? Простите меня, может быть, я извращенец, но мне Раневская, когда она пьет газированную воду в "Подкидыше", ужасно нравится! Хотя я и умираю от хохота.

ЕLLЕ: Сексуальность – это энергия. Ума, красоты, эмоций. Чего угодно! Вот и Лопахин Ваш поэтому так притягателен. Поговорим о Някрошюсе и его спектакле "Вишневый сад"…

МИРОНОВ: Ох, как лихо Вы перешли на эту тему. Я не могу так, между сексом и шапочкой, об этом говорить. Это слишком серьезно.

Как хорошо, что на этой фразе мы въехали в Кусково! Женя тут же очаровал съемочную группу. Всех, без исключения, сотрудников музея. Дамы млели! А элегантная Розария Викторовна аж зарделась от удовольствия, услышав от него: "Вы так очаровательны в этих белых кружевах на фоне Эрмитажа!" А на последнем кадре Женя "опомнился": "А фотографии Вы мне дадите? У меня такое условие". – "Женя, обычно с этого "звезды" начинают, используя как испытанный прием шантажа. Вы что же, так верите людям?" И на этой моей фразе он смутился. По-настоящему. А чтобы скрыть, начал рассказывать какую-то веселую историю.

Через четыре часа съемки мы уныло плелись, а Женя быстрым шагом шел к микроавтобусу. И очень был расстроен, что почти опоздал на озвучание. "Вот энергии сколько, – с завистью подумала я. – Конечно, можно и "Вишневый сад" играть, который идет шесть с половиной часов".

ЕLLЕ: Кажется, что Вам нравится ставить перед собой архисложные задачи и выполнять их. Такое волевое преодоление ситуации.

МИРОНОВ: Да, я люблю это. Обожаю такие экзистенциальные ситуации. Когда нужно что-то сделать "через", что-то нечеловеческое. Адреналин! И мало того, появляются неведомые тебе силы. Это еще интереснее. Потому что в таких ситуациях очень чисто работает подсознание и выбрасывает информацию абсолютно для тебя неожиданную. Острота ситуации очень хорошо на меня влияет. Так было и с "Вишневым садом". С половины одиннадцатого утра до половины седьмого вечера мы репетировали каждый день в течение двух месяцев. Но это нормальная ситуация для западной системы театра. Да, спектакль идет более 6 часов. Но Някрошюса настолько было не остановить в его прекрасной фантазии! Интересно, как из крошечной, на мой взгляд, проходящей фразы делал этюд минут на восемь. Например, я в четвертом действии говорю фразу: "Холодно здесь чертовски". Это уже происходит, как известно, после продажи вишневого сада. И он придумал, что я должен как-то измениться внешне. Потрясающе! Он придумал, что у меня что-то торчит за спиной. Словно горб. Который появился у Лопахина после покупки сада. Как наказание природы за античеловеческий поступок. Но на фразе "Холодно здесь чертовски" я вынимаю из-под пиджака... грелку. Потрясающе! Я очень давно хотел с Някрошюсом поработать. Но я представить себе не мог, что он предложит мне роль Лопахина. Слишком брутальная индивидуальность. Но Някрошюс спросил меня: "Будем рисковать?"

ЕLLЕ: Вы, естественно, сказали "Да!"

МИРОНОВ: Потому что мне кажется, что с этой ролью у меня начнется новый этап.

ЕLLЕ: Говорят, с Вами трудно работать – Вы категорически отказываетесь быть "глиной" в руках режиссера.

МИРОНОВ: Някрошюс объясняет особенно. И если я не понимал, то применял "силу" и просил объяснить. Но я такой всегда. Я не могу идти на компромисс с собой. Идти против себя.

ЕLLЕ: Это на сцене, а в жизни?

МИРОНОВ: Я вообще про жизнь не люблю говорить. Знаете, почему? Мне интереснее "там". Понимаете? По ту сторону рампы. Нет, даже "интереснее" не то слово. Там я все понимаю. А тут – зачастую не понимаю. Меня сбить ничего не стоит. Поэтому я могу быть уверенным и, если хотите, крутым на сцене, в кино. Там я себя как рыба в воде чувствую. А в жизни... Как-то не сразу могу с собой совладать.

ЕLLЕ: Ну, родились-то Вы в год Огненной Лошади.

МИРОНОВ: В этот год в Японии не рожают! А я еще и Стрелец. Кентавр! Поэтому я так люблю Грецию! Моя страна. Я это почувствовал, когда мы там играли "Орестею" Эсхила. Низкое небо. Огромные звезды.

ЕLLЕ: Говорят, после "Идиота" Вы заболели.

МИРОНОВ: На самом деле в моей жизни не было более сложной работы. И психологически. И физически. Я был выжат как лимон. Отказался от съемок в следующей картине, ее перенесли на год. Я был абсолютный ноль. Это продолжалось месяца три. Меня, кстати, Машков предупреждал: "Федор Михайлович – депрессивный автор". Я знал про это. И все равно попался. Это самый пессимистичный роман, какой я читал в своей жизни. Хотя финал у нас, совершенно случайно, получился не по Достоевскому. Был один дубль съемки эпизода, когда Мышкина везут в коляске, в котором я непонятно почему вдруг улыбнулся. И улыбнулся осознанно, словно мой герой начал чуть-чуть соображать. И это вдруг дало в финале надежду на возвращение к жизни Льва Николаевича Мышкина.

ЕLLЕ: У Вас есть свои секреты, как быстро психологически восстановиться?

МИРОНОВ: У меня есть единственное средство. Собака. Вот когда она утром по мне начинает прыгать, то это такая таблетка от депрессии, от плохого настроения! Если бы можно было, я ее все время носил бы с собой. А так больше ничего не спасает. Отдыхаю я неталантливо. Завидую людям, которые умеют красиво отдыхать. Красиво жить, в конце концов.

ЕLLЕ: Я знаю, почему Вы о жизни говорить не любите. Когда Вам жить-то?

МИРОНОВ: Вот и я об этом.

ЕLLЕ: Жениться планируете?

МИРОНОВ: Без комментариев!

ЕLLЕ: Вопрос тактичный и безопасный – Ваши творческие планы? Что дальше, что выше?

МИРОНОВ: Мне всегда задают этот вопрос. После Гамлета говорили: "Что теперь играть-то будешь?" То же самое я слышу сейчас после Мышкина, Лопахина. Но я скажу Вам: я никогда ничего не планирую. Сейчас я решил себя попробовать в новом качестве. И спродюсировать, и сыграть в спектакле по пьесе "Парфюмер" в постановке Кирилла Серебренникова. Что выйдет – весной увидим. Начинаю сниматься у Алексея Учителя в фильме "Предчувствие космоса". Мой герой – повар и... боксер. Я сейчас усиленно занимаюсь, хожу на тренировки. До декабря запланированы гастроли по Америке и Европе с "Вишневым садом" и "Борисом Годуновым".

ЕLLЕ: Поговорим о любви. История о том, как Вы ждали девушку у метро до трех ночи, цветы завяли, Вы замерзли – уже стала почти классической. А сейчас Вы способны на такие отчаянные поступки?

МИРОНОВ: Конечно! Иногда меня заносит! Но до конца помогает "не улететь" чертова ответственность. Я был в Японии и сыграл подряд 12 "Гамлетов". Как я завидовал своим коллегам из-за того, что они находили время развлекаться, а я то к спектаклю готовлюсь, то после спектакля – "мертвый". Но один раз я оторвался! Прокатился на аттракционе, который занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Ты садишься в вагонетку, и за 3 секунды она набирает скорость 160 км. И если на "американских горках" все визжат, то тут народ сидит с мертвыми лицами. Как летчики. В этом состоянии нет никаких мыслей! И можешь на мгновение "оторваться" от этой самой ответственности.

ЕLLЕ: По слухам, Вы один из самых дорогих актеров в России. Но при этом – мечта продюсеров. Талантливый, воспитанный, обязательный.

МИРОНОВ: Мне об этом говорят, и я ужасно пугаюсь. Я ж так могу забронзоветь, и все меня будут бояться.

ЕLLЕ: Какие у Вас отношения с деньгами?

МИРОНОВ: Я – человек, к деньгам равнодушный. Не умею ни копить, ни тратить. Я их или теряю, или они у меня улетучиваются в мгновение ока.

ЕLLЕ: Вот странно. Вы в юности не были обеспеченным человеком. И вот такая тяжелая юность иногда в зрелые годы, наоборот, рождает слишком трепетное отношение к деньгам.

МИРОНОВ: Не мой случай. Хотя я в институте язву себе заработал. От безденежья. Есть было нечего. Как выглядело мое меню. Я варил картошку. Бросал туда морковку. Потом, если однокурсница одолжит, добавляешь ложку сливочного масла. Чтобы сверху аппетитные разводы появились. И получался наваристый суп. Этим супом я угощал своего соседа Машкова. Врал ему, что это куриный суп, но курятину выловили и съели.

ЕLLЕ: И наивный Владимир Львович верил!

МИРОНОВ: Он не верил, а ел, потому что жрать хотелось с такой страшной силой! А сам он ходил к памятнику Фадееву и ловил там голубей. А потом угощал меня и убеждал, что это цыплята из Новосибирска. А я никак не мог понять – почему это они такие тощие и как они могли доехать из Новосибирска? А вообще мы классно в общежитии жили. Это было фантастическое время! Постоянно что-то преодолевали, доказывали. Но мы остались нормальными. Что помогло? Юмор.

ЕLLЕ: Но это вообще самый надежный защитный механизм.

МИРОНОВ: Мне очень нравится фраза Зиновия Ефимовича Гердта: "Я обожаю свой комплекс неполноценности". Потому что это – двигатель. Это – позитивно. Иногда, правда, и страшно. Например, играю Гришку Отрепьева в "Борисе Годунове". У него, как известно, сухая рука. И я это играю. Сначала он страшно этого своего недостатка стесняется. Он ее прячет. Но потом эта рука выходит на первый план и становится его достоинством, а иногда и его самым мощным орудием. Он этой рукой пытает пленника. Такое страшное преодоление комплекса неполноценности.

ЕLLЕ: А в Вашем случае природная эмоциональность, которой Вы, может быть, даже и стеснялись в детстве, стала Вашим достоинством.

МИРОНОВ: Я так орал с рождения, что мама шваркала меня на койку. У нее руки отсыхали носить меня на руках. Я на секунду замирал, а потом брал нотой выше, и все в ужасе вылетали из дома и оставляли меня одного. Была только одна бабушка, которая могла найти со мной общий язык. Она что-то тихо мурлыкала на татарском языке. И я затихал. Почему я кричал, что хотел поведать миру – до сих пор не знаю.

ЕLLЕ: Женя, актерская профессия стоит того, чтобы посвятить ей жизнь?

МИРОНОВ: Театр – это уникальная профессия, в которой ты познаешь себя. А человек – микрокосмос. И как может наскучить его познавать?

"Слушайте, мне надо счет оплатить. Остановитесь на секунду". Как назло, офис по приему телефонных платежей был на противоположной стороне улицы. А подземный переход закрыт на ремонт. И пока мы соображали, как помочь звезде, Миронов быстро и решительно понесся через все трассу, привычно сумасшедшую в час пик. "Женя! Куда вы!" – заорали мы в ужасе. Но вдали только мелькнула его спина, и он, в очередной раз обогнав всех, уже был на той стороне.