ЛИЦО БЕЗ ГРИМА: ЕВГЕНИЙ МИРОНОВ

Журнал "Beauty"
Ирина Миклошич

"Меньше надо пить Bailey's, причем обоим..." – проворчал Женя (накануне мы разбавляли беседу именно этим напитком) и твердой рукою вычеркнул все острые моменты из текста интервью. Но я даже не пискнула. Мне кажется, легче порезать себе палец, чем огорчить этого парня. Он никогда не позволяет себе публично обнажаться, показывать, что его мучает и о чем болит его душа, – считает, чти все нужное он говорит своим творчеством.

Его отношение к работе почти фанатично. Однажды во время спектакля "Бумбараш" на Женину голову с потолка рухнула балка. Он продолжал как ни в чем не бывало петь и плясать, утирая рукавом рубашки кровь, заливавшую глаза. Зрители долго аплодировали "удачной режиссерской находке", а за кулисами ждали врачи "Скорой" – на рану срочно требовалось наложить швы.

Знаете, как отреагировал Женя на мои расспросы о любви? Начал вспоминать изречения, прочитанные на стенах монастыря: что-то о святости и невинности... Тут я не выдержала больше роли журналиста, пытающегося во что бы то ни стало докопаться до закулисных тайн "звезды", и поняла – все, не хочу я выведывать его сокровенное! Неслучайно это слово произведено от глагола "сокрыть". В конце-концов, о Евгении Миронове и так достаточно много известно. Заслуженный артист России, лауреат Государственной премии Российской Федерации. Снялся более чем в пятнадцати картинах, на спектакли с его участием в Театре-студии Табакова невозможно достать билет. "Заграничные" режиссеры с мировыми именами, приезжающие ставить в России спектакли, на главные роли выбирают именно его. Роли в фильмах "Любовь", "Анкор, еще анкор!", "Мусульманин", "Лимита", "Ревизор", "Мама" знают и любят зрители на всем постсоветском пространстве.

— Женя, сколько ты живешь в Москве?


— 14 лет.

— Ты помнишь, каким ты приехал?

— Плохо.

— Но есть разница между тем, каким ты был, и тем, каким стал сейчас?

— Да, громадная. Я был намного свободнее, я мало чего знал. Казалось, мир был мне открыт. Не то чтобы страх отсутствовал, нет, – страхи были постоянные. Я ведь рос домашним, тепличным ребенком, и мне было больно впервые оторваться от дома да еще уехать так далеко. Словно перерезать пуповину и прийти в мир с криком. И я "кричал" больше всех... Кстати, и когда мама меня рожала, я так орал, что думали – родился новый Карузо.

— Многие в юности мечтают о небывалой карьере, славе, а ты – один из тех, у кого все это есть. Поделись опытом!

— Знаешь, сложно объяснить, но, наверно, правильно пережить успех мне помог какой-то внутренний человеческий стержень. Видимо, это даже не от меня зависело, а от Бога, родителей, обстоятельств. Я родился и жил в Саратове, рос и общался с обычными людьми. В этом было что-то настолько настоящее, что помогало, как ни банально прозвучит, не потерять себя. С другой стороны, я сам выбрал свой киношно-театрально-творческий путь, чтобы этот стержень в себе определить. И, наверно, я нашел через это путь к себе. У каждого человека изначально есть ощущение своего настоящего "Я", и очень важно его не потерять. А потерять легко. И со мной такое может тоже случиться в любой момент.

В общем, я стал более философски смотреть на мир. Этим и отличаюсь от того мальчика, который когда-то ехал в тамбуре поезда и смотрел со слезами на глазах, как заканчивается Саратовская область и начинается совсем другая... Слезы высохли (я сейчас рассказываю все это, как повесть или роман). В воздухе вонючего тамбура я ощутил запах свободы. И почувствовал – впереди ждет что-то неведомое и, безусловно, интересное.

— Ты был уверен, что с тобой случится нечто неординарное?

— Было ощущение (доказанное, впрочем, жизнью), что я немножко не такой, как все. Не в смысле уникальности, не в смысле достигнутых вершин. Просто мне казалось, что жить мне сложнее, чем другим, труднее адаптироваться к реальности, что ли... Меня с детства холили и лелеяли. Я всегда чувствовал свою обособленность и сожалел об этом: я видел вокруг примеры, когда все легко, удачно, а мне хотелось через труд, через достижения, может быть, стать таким же легким, и, наверное, это стремление придавало мне силы.

— Был ли момент в твоей жизни, когда ты понял: свершилось, я знаменит?

— У меня никогда ничего не бывает в одночасье. Я переживал, потому что смотрел по сторонам и видел, как порой бывает это "вдруг". Как в одночасье все и заканчивается. У меня иной путь. Я иду медленно, но в том направлении, которое определил для себя когда-то.

— Есть успех общепризнанный – награды на фестивалях, показы по телевидению, наконец, почетные звания. А есть внутреннее ощущение – я чего-то добился. Эти вещи связаны между собой?

— Успех – чудовищная вещь. Безусловно, к нему стремишься. Но это огромная ноша: как ни странно, тут же наваливается неудовлетворенность собой и ты попадаешь на крючок необходимости постоянно чего-то добиваться, чтобы и дальше так же удивлять. Вещь опасная, напоминающая бесконечный и неумолимый цепной механизм. Поэтому, если в себе не находишь каких-то критериев, отклика, – надо, что называется, слушать Рихтера. То-есть, прикоснуться к чему-то высокому, чтобы обрести внутренний камертон.

— Ты сыграл безумно сложных и совершенно разных героев: Ореста, Гамлета, Ивана Карамазова, Гришку Отрепьева, Ван Гога. Откуда ты черпаешь опыт и краски, ведь у знающих тебя близко создается впечатление, что ты работаешь 25 часов в сутки и на саму жизнь просто не остается времени.

— Ира, ленивее человека ты перед собою не ви-де-ла! Если у меня выходной (правда, это случается редко), я могу весь день вообще не подняться с дивана. Но не испытываю от этого кайфа, поскольку терзаюсь угрызениями совести: "Как не стыдно, люди в этот момент могут учить английский, заниматься спортом, водить машину, а я – целый день..." Так что для меня работа – это спасение... от лени.

А как получаются образы? Помнишь, знаменитое ахматовское "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда..." Иногда прикладываешь массу усилий, а никакой достоверности не получается, не находишь того, что ищешь. А иногда что-то приходит свыше, и этого не объяснить, не придумать. Когда, например, я репетировал Гамлета, то некоторые сцены складывались во сне. И я утром ехал на репетицию, зная, что именно я буду играть.

— В судьбу ты веришь?

— Стал верить. И меня это пугает: начал меньше напрягаться, суетиться перестал. А колесо жизни продолжает вертеться с той же скоростью! Боюсь, что так могу поплыть, словно бревно, по течению. Мне кажется, что Господь не вдохнул бы в нас вообще ничего, если бы от нас не требовалась максимальная отдача.

— Может быть, ты уже заработал себе личностный "капитал"?

— Я зарабатываю каждую секунду и каждую секунду трачу. Если я честен, прежде всего с собою, – я зарабатываю, если где-нибудь, в чем-нибудь вру – трачу.

— Ты знаешь своих поклонниц?

— Да, некоторые из них стали моими близкими друзьями. Есть и такие, кого я побаиваюсь, потому что у них психика неуравновешенная, а есть поклонницы, которых я очень уважаю за их тактичность.

— Влияет ли на тебя присутствие знакомых людей в зале?

— Нет. Я читал недавно, как одна великая актриса признавалась, что стоит ей подумать о ком-то из сидящих в зале знакомых, как в ту же секунду она мысленно садится рядом с этим человеком и смотрит на себя со стороны. У меня все иначе. Даже если я знаю, что пришли самые близкие люди – мои родители и сестра, которым известны все мои плюсы и минусы, которые потом обязательно честно отметят все мои ошибки, – все равно во время действия я об этом забываю. И я рад, что умею это делать! Сидят, допустим, в зале какие-то именитые люди, которых я во время спектакля вижу, потому что сцена расположена очень близко (в том числе в "Борисе Годунове"...) и я общаюсь со зрительным залом. Я вижу лица этих людей, порой совсем не открытые и вовсе не радостные. Для многих актеров, я знаю, это страшное испытание, это может сразу "сбить". На меня же это обстоятельство влияет лишь в лучшую сторону. По крайней мере, пока... (Смеется.)

— Женя, тебя можно отнести к редкой сейчас породе, скажем так, элитных женихов. Может быть, ты ищешь свой идеал женщины?

— Да, мне сказали, что я вхожу в пятерку престижных женихов. (Смеется.) Но я до сих пор "не определился" – вовсе не потому, что не могу найти идеал, а потому, что, видимо, не настал этот момент.

— Пять лет назад ты мне говорил: "Не могу же я привести принцессу в свое общежитие! Вот когда у меня будет своя квартира..." Квартира есть, что дальше?

— Бытовых неудобств хватает и сейчас – я живу с родителями. Но это, наверное, лишь видимая причина. У меня нет в голове некоего "идеала", о котором ты говоришь, и я не занимаюсь его целенаправленными поисками. Безусловно, я, как все, обращаю внимание на прекрасный пол, отмечаю привлекающие глаз черты.

— Может, у тебя на личную жизнь не остается эмоций? Ты настолько выкладываешься на сцене, что на такой же высокой ноте жить в обычной жизни просто невозможно. Если бы тебя настигла безумная страсть, это, наверно, нанесло бы ущерб твоей работе?

— Точно нанесло бы! Я не разделяю творчество и личную жизнь, для меня они очень переплетены. Может быть, это плохо, но так сложилось на сегодняшний день. Разумеется, я открыт для чувств и, как все мы, в постоянном ожидании их. Но то, что страсть означает разрушение, – аксиома.

— Если человек тебе подходит, тебя в нем все устраивает, с ним легко, приятно, интересно, но... чего-то не хватает для страсти. Как быть?

— Для страсти или любви? Страсть – это не любовь. Страсть – вещь сексуально-плотская. Когда есть либидо, желание, когда хочется безумно это желание исполнить, когда выключаются все клапаны и становишься полностью подвластен этому чувству. Чего не хватает, ты говоришь, когда все есть? Значит, чего-то нет. Любовь бывает разного рода, и когда к ней примешивается страсть, не всегда бывает благо. Однажды я любил человека с множеством недостатков, и унижение, которое я при этом испытывал, не определить словом! Теперь, когда это чувство прошло (хотя, казалось, оно навсегда), я вспоминаю о том периоде с ужасом. Какое же это издевательство над собой! Но таков был мой опыт, и он тоже нужен. А потом случилось иначе, когда я полюбил далеко не сразу, после того, как для меня было сделано очень, очень много хороших вещей. Но теперь уже я принес много страданий. Кто знает, где здесь любовь?

— В жизни человека любовь должна присутствовать обязательно?

— Конечно, конечно! Это божественный опыт, он дается и как счастье, и как испытание. И, к сожалению, случается очень редко.

— К сожалению?

— Ну... я в последнее время стал бояться чувства любви. Стал бояться, потому что кроме этого опыта, про который я упоминал, любовь требует переделки себя, борьбы самого с собой. Это болезненный процесс.

— Любовь от дружбы отличается только сексуальным влечением или есть еще что-то?

—А я и не думаю, что они этим отличаются. Если дружишь с женщиной, бывают и эротические настроения. Почему нет? Длительное общение предполагает и разные состояния. Другое дело, поддаешься ты этим настроениям или нет. Я считаю, что и в дружбе возможны моменты сексуального влечения.

— Может, тогда это любовь?

— Любовь, это когда я хочу с человеком засыпать и просыпаться. Это когда... Вот нас в школе отучали от нормальных отношений. Высмеивали, к примеру, старосветских помещиков: мол, у них чувства мелкие и мещанские. Я по-другому думаю. Когда любовь к другому через быт, через варенье на зиму, через разность привычек, через недостатки приводит к тому, что, проживая отдельные жизни, проживают одну общую, – тогда это действительно любовь. И тогда уход одного неизбежно является концом для другого. Такое, наверное, выпадает редким счастливцам. И для меня именно это – идеальная любовь. Но я такого чувства еще не познал.