В телевизионной передаче об отце и сыне Тодоровских одним из тех, кто рассказывал о них, был Евгений Миронов – заслуженный артист России, обладатель многих престижных наград, молодой актер, который по праву считается одним из самых одаренных. Он стремительно вошел в когорту наших новых молодых звезд. Вспомните хотя бы его работы в фильмах "Анкор, еще анкор!", "Мусульманин", "Любовь", его Хлестаков и блестяще сыгранные роли в спектаклях театра Табакова... В тот вечер, рассказывая об этих режиссерах, Евгений держал на руках свою собачку и покорил меня такой нежностью к ней, что сразу же захотелось познакомить наших читателей с Женей и его четвероногой подругой.

И вот мы в большой, дружной, какой-то очень доброй семье Мироновых: родители, Женя и его сестра (Оксана – балерина, танцует в Московском классическом театре балета). Сидим в уютной красивой комнате, пьем чай, а Женя рассказывает о своей любимой и единственной.

— У нас всю жизнь были собаки, но маленькие, невидные, дворовые. Почему-то этих собачек постигала печальная судьба: кто убежал, кого поймали собачники, кто умер, с кем еще что-то случилось... Всех их звали одинаково – Тиша. А вот Лайма стала в нашей семье первой собакой "голубых кровей".

— Уж не в честь ли Лаймы Вайкуле?

— Нет, так предложил ее назвать Владимир Машков.

— Откуда же появилось у вас это сокровище?

— Ее прежнее местожительство – знаменитое здание на бывшей улице Грановского. В одной из квартир этого дома снимались отдельные эпизоды из фильма Валерия Тодоровского "Любовь". По сюжету хозяева этой квартиры готовятся к отъезду из России и в качестве "живых денег" собираются взять с собой и породистую собаку, "роль" которой и сыграла такса, которая мне очень понравилась. (К сожалению, кадров с ее участием осталось мало.) Она вела себя как одаренная, но абсолютно непредсказуемая актриса (бывают такие). Я был буквально заворожен ею, купил ее у хозяйки за 300 рублей, тут же положил за пазуху и принес в общагу, где мы с мамой тогда жили (это было в 1991 году). Когда я стал постепенно вытаскивать ее из-за пазухи (а она оказалась очень длинной, хоть и была маленькой), мама закричала: "Убери эту глисту длинную подальше, я таких ненавижу!" Сейчас же она ее обожает. Мы ей говорим: "Мама, тебе, наверное, внуков надо", а она: "Нет, не надо мне никого, кроме Лаймы". Раскормила свою любимицу. Когда ведешь ее по улице, все спрашивают: "Щеночков ждете?"

— А была ли она "замужем", были ли щенки?

— Да, мы дали ей такую возможность для здоровья.

— А вязали с хорошим, породистым кобелем?

— Она сама выбрала себе мужа, – рассказывает Оксана. – Мы два раза приводили ей достойных женихов, но Лайма не принимала их. Обычно собаке приведут кого-нибудь – и на том спасибо, а она – нет. Отдала свое сердце тому, кого выбрала сама. Во дворе нашем жил черненький кобель таксы. Сначала наша девушка была безразлична к нему. А потом как-то прониклась: он бегал за ней, она "кокетничала" – в общем, пока "родители" беседовали, возникла любовь, и Лайму пригласили в гости...

— У нее родились пять "девочек" и один "мальчик", – продолжает Женя. – Страшно вспомнить условия, в которых мы жили, когда появились щенки. В нашей 9-метровой комнате размещались четверо: мама с папой, Оксана и я, а еще родившиеся кутята. Мне особенно запомнились ощущения утра: щенки просыпались в 6-7 часов, расползались по комнате и мы , проснувшись, боялись наступить на них. Трудно было пристроить щенков, хотя те, кто их взяли, остались очень довольны, а дочка Лаймы стала даже чемпионкой.

— А маму-то вы не выставляли?

— Нет, все как-то некогда... После родов она очень растолстела, и еще у нее изменились глаза: в них появилось что-то материнское.

— А характер изменился?

— Что касается характера, то у Лаймы он какой-то "не наш": она ведет себя не как обычная российская, советская собака, а как будто она – из прошлой жизни: спокойная, несуетливая. Есть у нее, правда, комплекс, наверное, потому, что она маленькая, но любопытная, а ей очень хочется видеть все, что происходит в доме. Она любит забраться на шкаф и уж там чувствует себя "на высоте" и смотрит на нас вроде свысока. Лайма довольно настырна: умеет добиваться от нас всего, что ей нужно. Спит обычно с мамой, но ждет утра, того момента, когда откроется дверь в мою комнату, и тогда забирается ко мне под одеяло. Тут уж мне приходится подстраиваться под нее и ложиться так, чтобы было удобно ей. В общем, не собака живет у нас, а мы у собаки.

— И, похоже, это Вам нравится?

— Да, пожалуй.

— Как и когда мама прикипела к Лайме?

— Мама всю жизнь хотела иметь обезьянку – ну, нравилось ей это животное, и все тут. А когда приехали в Москву и жили в общаге, уже ничего не хотела, тем более, когда появилась Лайма. Я – большей частью в театре, Оксана живет отдельно, а собака – чуть мама за дверь, начинала дико орать. Соседи, конечно, не были в восторге, и маме приходилось везде носить ее с собой. Лайме это так понравилось, что она и сейчас любит сидеть в сумках, чемоданах, и, когда мы хотим доставить ей удовольствие, то усаживаем в сумку и таскаем по квартире. Стоит мне только начать собирать чемодан, она сразу же усаживается туда.

— Кого из вас она выделяет, кого больше любит?

— Маму – она ее кормит (причем больше, чем нужно), но в то же время у нее свое отношение к каждому из нас. Когда ей хочется чего-то возвышенного, артистичного, каких-то нежных ласк, она обращается ко мне. Папу побаивается почему-то, хотя это единственная собака, которой он позволяет спать с собой и вообще делать все, в то время как всех прежних дворняжек, которые раньше жили у нас, он недолюбливал. Ну, Оксана вообще как подружка, как сестра, которая делится с ней любимой обеими жвачкой, и Лайма постоянно лезет в ее сумку в поисках лакомства. Ну, а мама – это мама.

— Ей разрешается лазить по диванам, по креслам?

— Конечно. Я вообще не знаю, что ей запрещается. Единственное, что пытаемся делать против ее желания – это посадить ее на диету, причем строгую. Не знаю, что получится, потому что каждый старается сунуть ей лакомый кусочек. Она не выклянчивает еду, как другие собаки, глядя с заискиванием, но выдержать ее взгляд не может никто: "Ну-ну, – как бы говорит она, – неужели тебе лезет в глотку то, что мне не дают? Я не прошу , мне ничего не надо, я ведь знаю, что все равно дадите." Она вообще гордая собака, ведет себя с необыкновенным достоинством, никогда не унижается, видимо, понимая свое положение в семье.

— Прогуливаете на поводке?

— До метро и обратно.

— Почему?

— Это как бы променад, физкультура для сохранения фигуры. Иногда спускаем с поводка. Но кончается это тем, что она устает, отстает и плетется сзади. Люди спрашивают: "Чья это собачка потерялась?" Тогда беру ее на руки, и именно таким образом она возвращается домой.

— Но во дворе-то тоже гуляете? Как ведет себя во время таких прогулок?

— Она выходит во двор с таким выражением: "И вот выхожу Я!" С кем-то она здоровается, на кого-то просто не обращает внимания, на кого-то реагирует примерно так: "Да пошел ты..." Маленьких она и за собак-то не считает. Есть у нас во дворе две "девочки"-болонки, так их она просто загоняет домой, чтобы не смели тут гулять. С большими собаками держит себя на равных. В общем, она – гроза двора.

— Но большие собаки типа ротвейлеров бывают агрессивны...

— Вот однажды и укусили ее за спину – только не ротвейлер, а большой черный спаниель. Он схватил ее с маминых рук, потянул за лапу и вырвал солидный клок шерсти. Теперь она не любит черных собак.

Освободилась от своих дел мама Жени, глава семьи, Тамара Петровна, и мы пригласили ее, как самого близкого Лайме человека, принять участие в нашей беседе.

— Да, досталась она мне... – сказала Женина мама, как говорят о ребенке, который много болел и наконец вырос. – Ведь жили в общежитии, а сын принес и не спросил – и все. Оставить одну было невозможно: начинала выть и лаять. Вот я и ходила с ней везде: повешу сумку на шею и иду (потом, правда, она стала тяжелой, шея моя уже не выдерживала и я носила ее на руках или в сумке, но держа сумку в руках.). Тогда еще были очереди, так я с ней на руках по очередям – и давали на двоих.

— Она не выходила из комнаты в общественные места?

— Я очень рано приучила ее к писанию на улице и поводку. Обучила и команде "Дорога!", "Бегом!" Пока не скомандую, не пойдет. Скажешь: "Поцелуй!" – целует. "Покажи, как маму любишь!" (Это нам было продемонстрировано.) Она умеет и "говорить": издает какие-то бормочущие звуки типа "ого-го" и смотрит в это время на стенку, значит писать хочет. Вообще такое впечатление, что она общается с нами на русском языке, но я думаю, что если бы ей понадобилось, выучила бы и английский.

— Так и носили на руках, а как же прогулки?

— Ну, гулять-то мы выходили. У нее была любимая подружка колли, у которой Лайма любила висеть на бороде. Колли знала, что это игра и не стряхивала ее с себя – так и мотала. У собак во дворе тоже свои отношения. Колли, которая катала ее в детстве на себе, пользуется ее расположением, а есть еще овчарка, которая тоже хотела дружить с Лаймой и все не знала, как привлечь ее внимание. Наконец, придумала: выкопала ямку, и когда в нее хотела улечься Лесси, не пустила ее и зарычала, а нашей Лайме предложила устроиться в ней и сама легла рядом – в общем, нашла чем привлечь. Вот эта троица и гуляет вместе каждое утро, но главная у них – Лайма.

— Есть ли у Лаймы место для спанья?

— Когда я ее купаю, то заворачиваю в простынку и пеленаю. Потом кладу на бочок и она спит, пока не высохнет. А обычно спит со мной под одеялом. Если холодно, то прижимается. В общем, это наш ребенок.

— Чем кормите – сухой или натуральной пищей?

— Только натуральной. Я как-то пробовала дать сухой корм – не стала есть: запах не понравился. Конечно, если бы три дня не ела, то съела бы. А так капризничает...

— Лайма слушается Вас?

— Она хитрая: может сделать вид, что послушалась, а на самом деле – себе на уме, потому что знает: все равно разрешат. Уж такая общая любимица.

— Все! Весна, сажаем на диету, ежедневные пешие прогулки, – решительно говорит Женя, но по голосу чувствуется, что ничего не получится (и он сам это понимает).

— Чем Вы ее развлекаете?

— У Лаймы есть свои игрушки. Когда привожу из-за границы какой-нибудь гостинчик (например, фигурки из костной муки), то первые дня три к ней вообще не подходи. Тут как-то привез искусственную кость, так она с ней носилась, прятала по углам и не успокоилась, пока не сгрызла.

— Я вижу, что теперь, когда Лайма выросла и поумнела, уже нет оснований беспокоится за нее?

— Ну, как же! Ее три раза воровали: один раз в Саратове, два раза здесь.

— Как же это случилось?

— Выходим мы с ней из подъезда. Она – без поводка. Быстро открывает лбом дверь и стремительно выскакивает на улицу... Я немного поотстала. Обернулась – смотрю – какая-то женщина уже ее в сумку сажает. Я, конечно, догнала и отобрала. А в Саратове (мы с ней вместе ездим и в Саратов к родным, и в Петербург) ее чуть было не увезли. Водитель машины приехал сдавать бутылки, увидел собаку и посадил ее к пассажиру. Мне говорят: "Тамара, смотри, твоя собака в машине сидит". Хорошо еще, что водитель долго возился с багажником, а не уехал сразу. Я подбежала к пассажиру и начала стыдить его, что он взял чужую собаку, а он еще не хотел отдавать, требуя, чтобы я доказала, что она – моя. А еще как-то мы играли: она пряталась за большое дерево, а я ее искала. Оглянулась – а ее и близко нет. Оказывается, какая-то женщина с детской коляской положила ее на сетку внизу коляски и повезла. Я сразу кинулась за ней.

— Вы сказали, что Вы ездите с ней и в другие города. Как она ведет себя в дороге?

— Я обычно беру ей с собой игрушки. Как-то раз поехали в Питер (Оксаночка тогда училась там). На обратном пути я была очень уставшей, место досталось сидячее, и я заснула с поводком в руках. Просыпаюсь ночью: поводок с ошейником у меня в руках, а собаки нет... Зато у моих ног – гора вещей: носки, тапочки, сапоги, шапка – все, что Лайма смогла собрать по всему вагону. Утром я ходила по вагону, извинялась за нас обеих и просила разобрать свои вещи.

Вопрос, хватает ли Лайма за ноги людей, оказался, пожалуй, единственным, по которому мать и сын не пришли к консенсусу: Тамара Петровна объективно заявила, что хватает, и привела в пример почтальоншу. Женя же горячо заступался за свою любимицу и сказал: "Она вообще не кусается!"

— А кошек вы не держали?

— Когда-то были, но больше мы всегда любили собак.

— Почему? Что для вас собаки?

— Собака – это какая-то отдушина, она обладает таким биополем, которое забирает все плохое и дает хорошее... А когда мы бываем на гастролях, то я, то Оксана, мы так по ней скучаем, так мечтаем скорее увидеть ее, ждем встречи с ней... Приезжаем. Открывается дверь, и наша собака начинает просто рыдать в голос. У нее начинается буквально истерика: ох-ох-ох, ай-ай-ай.

— Лайма – настоящая волшебница: придешь расстроенная, она просто посидит рядом, и все плохое отходит, – добавляет Оксана.

Эта дружная семья очень тепло относится друг к другу и, конечно, обожает общую любимицу – симпатичнейшую таксу Лайму.