Организаторы фестиваля TERRITORIЯ то ли в шутку, то ли всерьез называют свой смотр "взрывом мозга". Ведь его программа действительно объединяет самые "взрывоопасные" эксперименты современных европейских режиссеров. Тема нынешнего смотра – "Москва-Берлин". Закономерно, что открывается этот театральный смотр "Гамлетом" в постановке Томаса Остермайера. Немецкий режиссер убежден, что "театр – это место, где публика встречается со смертью". Рассказывают "Новости культуры".

Один из самых мощных театральных провокаторов, немец Томас Остермайер, по его собственному признанию, решил "дать пинка театральному "Гамлету"" и блестяще сделал это на Авиньонском фестивале. Шесть актеров, четыре тонны земли, свежевырытые могилы, и все действие разворачивается на кладбище. Теперь принц Датский, с его вечным "быть или не быть", оказался на московской TERRITORIи.

С немецкой педантичностью рабочие готовят погост. Сцены похорон старого короля нет у Шекспира, но есть у Остермайера. Он не особенно церемонился с классическим "Гамлетом", сделал спектакль жестко, без сантиментов.

"Когда я смотрел другие постановки, то у меня было ощущение, что режиссер переносит сам себя на сцену и любуется собой. Стоит такой идеальный перед зрителями. Но я знаю, что наш мир не настолько хорош, чтобы его показать через прекрасного Гамлета, одиноко стоящего на сцене", – поясняет режиссер.

В грязи, под дождем, могильщик сражается с гробом, а тот никак не уходит в могилу. Увидев такое на Авиньонском фестивале, Роман Должанский не удержался и задал Томасу Остермаейру мучивший его вопрос. "Я спросил его, откуда он знает про похороны Брежнева. Первая часть – это похороны короля, заканчивается эпоха", – замечает театральный критик.

Монолог Гамлета, с классическим "быть или не быть" вначале хотели выбросить. Но не поднялась рука. И теперь актер Ларс Айдингер произносит его целых три раза. На пресс-конференции он обратил внимание на эту тему: ""Быть или не быть" – самый главный конфликт в мире. Это коллизия: что значит состояться и быть, и что значит не быть? Многие ходят на спектакль ради этого пресловутого "to be or not to be". Я вижу этих людей в зале, как они говорят: "Сейчас он это опять скажет"".

Сам Ларс Айдингер не только актер, но и диджей. Современный, мобильный, вовсе не оторванный от жизни. Поэтому его Гамлет не театральный персонаж, а обычный человек. Он не стал смотреть пленки своих знаменитых предшественников и делал своего Гамлета с чистого листа. Он прошел со своим героем через надежду и отчаяние. На разрыв прожил эти два с половиной часа. Так и не примирился с самим собой, с обманом матери, предательством дяди, обществом двойных стандартов.

"Меня интересует, как и четыреста лет назад, кто сейчас король. Конфликт заключается в том, что каждый хочет быть королем. Что делает человека королем, и как строятся отношения людей, которые хотят быть королями?" – говорит Ларс Айдингер.

Евгений Миронов тоже был Гамлетом – играл в постановке Петера Штайна. Теперь он ищет различия между своим героем и Гамлетом Ларса Айдингера.

"Время, как говорил Томас, действительно диктует своего Гамлета. У нас был последний романтик. Это значит, уже не белая рубашка и не блестящий саксофон. Все гораздо грязнее", – подчеркивает художественный руководитель Театра Наций.

"Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем..." – эти стихи Юдит Росмэр знает наизусть. Десять лет назад на гастролях в Москве влюбленный в ее Гретхэн поклонник читал Пушкина. Теперь она Гертруда и Офелия.

"Конечно, они разные. Офелия живет сердцем и чувствами, Гертруда – властью. Она эмансипированная и сексуальная женщина. Возможно, чем-то похожа на Карлу Бруни. Неслучайно я пою ее песню. Вопрос в том, насколько свободны такие женщины, имеющие власть. Могут ли они выйти из этой роли, или они скованы властью сильнее, чем оковами", – поясняет актриса.

За обман Гертруды Офелия заплатит собственной жизнью. Свадебный пир на погосте. В новом замужестве Гертруда принесет в жертву любовь к сыну.

"Гамлета" Остермайера принимают не все и не везде. Но режиссера это, похоже, мало волнует. Вслед за Шекспиром он предпочитает задвать вопросы, а не давать на них готовые ответы.