Утомленные игрой

Уже, кажется, не осталось критика, который бы, отозвавшись на фильм Н. Михалкова "Утомленные солнцем", не попенял бы на устарелость тематики.

Что же выделило фильм Н. Михалкова из десятков других, посвященных времени сталинизма? За всю историю кинематографа лент о диктаторах разных времен и народов не перечесть. Здесь изворотливые европейские короли, античные эстеты и изуверы, чувственные африканские каннибалы, созерцательные восточные деспотии меча и ветки сакуры. Перефразируя Германа Гессе: зрителю планеты (а критику подавно) давно известны истории, когда какой-нибудь тиран "основывает империю, которая существует двадцать пять, пятьдесят и даже сто лет и какой-нибудь народ терпит под нажимом нечто неслыханное". Мировой кинематограф ценит новое в познании человека и мира. С этой точки зрения мы увидим в фильме Н. Михалкова совсем иное, нежели обличение культа личности.

Эта картина о самом злободневном – времени лицедеев. Можно поразиться глубине разработки этой темы Н. Михалковым, справедливо оцененной "Оскаром", a также слепоте российской критики, совершенно не заметившей и не оценившей основной замысел фильма.

Молодой человек, Митя (О. Меньшиков), ставший из пианиста сексотом НКВД, послан арестовать людей, которых он знал с детства, среди них свою первую любовь, девушку, позже вышедшую замуж за опального красного командарма Котова (Н. Михалков).

Высший аппарат выбрал Митю, не считаясь с "сантиментами": он вырос на этой даче, знает все ходы-выходы. Митя, выполняя задание, должен убить свое собственное прошлое. Невозможное, разрушающее природу человека задание. Здесь поступки определяет не логика, а нечто иррациональное, вбирающее в себя черты психотипа поколений. Что предпочтет Митя: самопожертвование, поиск пути к спасению любимой женщины, сопротивление деспотии? Митя выбирает ИГРУ. Игра, как преддверие катастрофы и реакция на невыносимость существования – объект художественного исследования Н. Михалкова.

Возникает множество линий игры.

Страна играет в войну. Пока еще только играет. Еще колхозницы могут отогнать метлой или шваброй грозно рокочущие танки, чтобы их гусеницы не превратили на маневрах созревшее пшеничное поле в жидкую перемолотую грязь. Еще самолетам можно отдать приказ – и они с тяжелым надсадным ревом перелетят бомбить другой район "условного" противника. Учебные химические тревоги пока только потешное зрелище толстых хоботоподобных теток в противогазах. Но уже началась большая игра, и мир близок к военной катастрофе.

Пианист Митя стал ниже командарма Котова потому, что тот умел играть в более престижную мужскую игру – тяжелыми танками и самолетами. Таких решительных игроков теперь выбирают девушки вроде Маруси, из старинных дворянских семей, когда прежние фортепианные очарователи исчезают надолго и, кажется, навсегда.

В родовом дворянском гнезде игра так и не прекращалась, кажется, со времен чеховского механического пианино. Как дельфины, его обитатели нежатся на солнышке, балуются то невинным флиртом, то преподаванием презумпции невиновности. Это словно те же, кто прежде кричал на жену по поводу погубленной жизни, исполнял крик марала в пустыне, лез топиться в пруд, где воды по колено. Друг юности Мити переквалифицировался в тихого зава местным клубом и теперь потихонечку попивает из бутылочки, что всегда стоит в старом буфете. Гражданская прошла, не развалив их "гнезда", но поселив в нем нового надежного хранителя при сменившихся временах – командарма Котова.

Заигравшись, это трогательное семейство не заметило, как командарм выгнал их прошлое из страны лихой кавалерийской атакой, как изменились дети и праздники и покрылись броней прежние кони войны.

Игра интеллигенции с модными западными понятиями и теориями, когда все мыслится лишь по верхам, для статей в толстых журналах – не была ли предвестием катастрофы России? – как бы вопрошает Михалков.

Митя – один из прежних порхающих мальчиков, "лишних людей". Новая стальная воля нашла им свое применение. Митя отправлен агентом НКВД – отыскивать и выдавать органам бывших белогвардейских офицеров. Раз у него такой милый, играющий вид и разнеженное прошлое. Он даже может по-прежнему музицировать в Париже, вольнодумствовать на словах, для подсадки, и заказывать свои любимые блюда. Выполняя дело, к которому его пристроил верховный режиссер.

Сергей Котов, увидев агента-"пианиста", понял, что он больше не командарм, а жить осталось совсем недолго. Бессмысленно бежать, жечь документы, пытаться спасти жену и ребенка. Все обречены. Сергей тоже перед лицом смерти начинает игру, ту краткую, яростную, в которой он должен переиграть того, кто бросил ему вызов. Командарм овладел усадьбой и женщинами "бывших", не стал рубить их вишневые сады, а заставил признать и почитать себя, теперь же этот "пианист" хочет его испугать. Вся трагедия развертывается в домашней обстановке радушного приема гостя. Воплощение чеховской трактовки драмы: люди обедают, просто обедают, а в это время разбиваются их судьбы.

Митя считает себя сверхчеловеком, способным легко выполнять невозможное. Он удивлен: командарм, казалось, не замечает опасности и вызывает его на актерскую дуэль. Митя, в отличие от командарма, привык к двуличной театральности. Вроде доверительный разговор со старым другом, вдруг размолвка и – профессиональный, палаческий удар в лицо. К своим жертвам "пианист" относится, как к жертвам рока. Проверяя свой рок, он перед заданием вкладывает пулю в барабан нагана, играя со смертью в офицерскую рулетку. Наблюдает с холодным любопытством, наступит ли командарм босой ногой на разбитую бутылку или любимчику фортуны повезет и в этот, последний раз.

Митя убежден: предают и забывают всех, но его-то, неповторимого, должны помнить! В своей игре с Марусей он одновременно боится узнать, что есть другие люди, кто не предает, и, наоборот, почувствовать себя одним из забытых. Маруся (И. Дапкунайте) в фильме – это изящный нежный росток, ищущий опоры. Когда Митя ушел – она рефлекторно разрезала себе вены. Потом кровь запеклась, рана затянулась, появился уверенный Сергей, и Маруся обвилась вокруг нового колышка.

Командарм даже перед смертью оказывается более сильным актером и заставляет Митю первым сбросить маску. Котов не только отвоевывает свою жену у изобретательного, остроумно-обаятельного Мити, но и подчиняет ее своей сексуальной воле и тем ломает игру "пианиста". В Марусе не оказалось, как и в других обитателях гнезда, ни воли, ни сильных страстей даже по мнимо-утопшему Мите, она забыла его сразу же после близости с мужем.

Поединок инстинктивно-мужицкого и рафинированно-интеллектуального лицедейства обусловил необычайное своеобразие и динамику лучших сцен фильма.

Но вот игроки выходят за кулисы, всего лишь за несколько шагов от обитателей гнезда, и маски мгновенно сняты. Митя становится склизким агентом-провокатором, сначала жалко оправдывающимся, а потом угрожающим командарму. "...Мы напомним тебе, что тебя есть жена и маленькая дочь", – срывается он на фальцет.

Кулисы театра совсем рядом. После разговора с "пианистом" Котов заходит в кабинет, одевает парадный мундир, просматривает фронтовые фотографии, и постепенно они возвращают его к страшной реальности.

Михалков поставил этот эпизод безукоризненно: командарм вспоминает о фляжке, отпивает глоток, второй, хмелеет не от выпитого, а от того, что проходит театральный азарт. Командарм уже грузно сидит в кресле, ожидая последней машины. Он еще пытается играть уверенного любимца и народного героя в машине, но уже фальшивит и никого не обманывает.

Н. Михалков и Р. Ибрагимбеков построили сценарную схему фильма по принципу теза-антитеза. Бывшему барчуку Мите противостоит мужик Котов, фальшивой пионервожатой, дирижирующей детьми – мужик-командир, естественно стаскивающий штаны, чтобы выкупаться. "Маминой дочке" студентке-юрфакерше с чувственными губами и блудливыми глазками, мигом вписавшейся в театральную труппу гнезда, – мужик-шофер, бывший рядовой, воевавший вместе с Котовым. Абстрактным рассуждениям о презумпции невиновности – мужицкое объяснение коммунизма, как надежды на то, что девочки будут носить изящные белые туфельки, чтобы пальчики были белые, а пятки не истирались при ходьбе босиком.

Эта симметрия предопределила искусственность сюжета и невнимание режиссера к исторической достоверности.

Прикоснувшись в "Урге" к естеству земли и этноса, Михалков, похоже, произвел переоценку профессии лицедеев. Если в "Рабе любви" искусство актеров помогает им донести правду, то в "Утомленных солнцем" актеры убивают простых людей. Шофер мечется на своей машине по полям, словно по большой сцене, где рабочие заканчивают декорации праздника с аэростатами и портретом вождя.

Бывший красноармеец еще не привык лицедейски предавать и бросится защитить своего друга командарма, и тогда актерствующий "пианист" застрелит его, как собаку, отсалютовав занавесу с обликом вождя, а костоломы тут же сочинят свой сценарий.

Естественен ли этот ход вещей? – постоянно задается вопросом Михалков. Можно ли сравнить репрессии и войны с игрой стихий вроде взрыва шаровой молнии? Не случайно такую значимость обретает реакция на происходящее маленькой, наивной, искренней девочки – дочки командарма Нади.

Широко открытыми восхищенными глазами смотрит она на обрядовые парады пионеров, красные шелковые галстуки. На своем детском уровне воспринимает идеи коммунизма. Но вот понять, что добрый Митя-сказочник, обучавший ее чечетке, – орудие убийства ее отца и семьи, что машина прислана для того, чтобы увезти отца в мундире и орденах на казнь – она не в силах. Здесь-то и начинается неестественное, которое можно выразить вопросом: почему с виду культурные и милые музыкальные люди становятся опорой античеловечного режима?

Все линии игры заканчиваются трагедией... Избит до крови в машине бывший командарм, погибли в лагере его жена и дочь, покончил с собой сексот по кличке "пианист", на землю, где играли в маневры, пришла настоящая, небывалая по жестокости война.

Актеры множатся там, где множатся толпы публики. Всех героев фильма объединяет одно – они так и не успели задуматься. Некогда было: театральные гостиные, музыкальные вечера, войны, маневры, парады, слеты. Утомленная блеском литавр Россия. Но приходит время остаться наедине и подумать о содеянном. ...