Татьяна Москвина:

По сравнению с трагическим накалом и эпической мощью "Утомленных солнцем" даже признанная удача Никиты Михалкова – "Неоконченная пьеса для механического пианино" – кажется школьным сочинением. "Утомленные солнцем" – это русский вариант "Гибели Богов" с исключительным проникновением в тайну русской истории и русского человека, вбирающий, кажется, все достижения европейского кинематографа двух последних десятилетий.

Александр Трошин:

Порой мне мешает "концептуальный" Михалков, который прибивает гвоздями смыслы и не вполне доверяет себе другому, который творит нутром. "Бывает все на свете хорошо. В чем дело, сразу не поймешь..." И не надо. У михалковской органики я всегда на крючке, а вот с его концептами всегда внутренне ссорюсь.

Виктор Матизен:

В "Утомленных солнцем", как и в ранних его фильмах, многие кадры напрашиваются в кинематографические хрестоматии. Перечислять их нет нужды. Но это фильм не об утомленных солнцем, а о сломленных людях. Все они сломлены – от энкавэдэшника Мити, очевидно вписанного с Сергея Эфрона, до самого комдива, которого ничего, казалось, сломать не может и который ведет свою родословную из "Конармии" и "Своего среди чужих".

Наталья Ртищева:

В этой грандиозной картине Михалков продолжает разбирательства с самим собой, пытаясь выбрать между мужиком-кавалеристом и барином в кресле-качалке. Но впервые он не скрывает этих внутренних противоречий. Напротив, в "Утомленных солнцем" он предельно открыт. Некоторый рой происходит при попытке соединить энергетику Большого стиля и кружевную нежность чеховской интонации. Однако в любом случае этому фильму сегодня нет конкуренции – ни один фильм не положить на противоположную чашу весов.

Андрей Шемякин:

Это лихое кино, сделанное холодной рукой профессионала без эстетического риска. Мелодрама и историческая парабола явно мешают друг другу. Артистическая природа Михалкова разрушает схемы, в которые он бы хотел, как идеолог, вписаться. Думаю, что это не лучший, но переломный фильм Михалкова. Он стоит перед выбором: начать делать идеологическое кино и окончательно загубить себя – либо довериться собственному артистизму.

Сергей Добротворский:

Странно думать, что Никита Михалков снимал кино о нашей истории – он снимал кино о себе. Помня об этом, легко понять, почему необарство и псевдоварварство, сомнительные идеи и очевидный эгоцентризм сложились в такой мощный художественный результат.