Валерий Фокин перенес "Превращение" со сцены на зкран

Премьера фильма "Превращение" состоялась в возглавляемом Фокиным Центре им. Вс. Мейерхольда, но вообще-то эта картина для совсем небольшого экрана. Был когда-то такой жанр – фильм-спектакль: это когда не кино и не театр, а что-то среднее для телевизора – в дневное преимущественно время.

Лет семь назад Валерий Фокин поставил "Превращение" на Малой сцене "Сатирикона". Главную роль играл Константин Райкин, музыку сочинил Александр Бакши, сценографию – Александр Колейчук. Публика сидела по периметру уходящей под пол площадки-вольера, глядя сверху вниз, как переживал свою жуткую метаморфозу Грегор Замза. Спектакль состоял из шумов и шорохов, скрипов и стуков, был похож на страшный сон и производил впечатление совершенно клаустрофобическое. В вольере ползал по стенкам, пощелкивая языком и подбираясь к ногам зрителей, Константин Райкин, а живая музыка работала как стереосистема Dolby Digital: скрипки выпиливали что-то диссонансное прямо за зрительскими спинами, звуки двигались, как люди, – из угла в угол, а персонажи – как марионетки в театре теней. В середине 90-х подобных аттракционов на московской сцене не делал никто. "Превращение" казалось почти идеальным синтезом искусства и технологии, образцом современного театра. Константин Райкин демонстрировал чудеса перевоплощения, Валерий Фокин выглядел театральным Дэвидом Копперфильдом.

Все эти эффектные приемы Фокин попытался перенести на экран. За музыку здесь в ответе по-прежнему Бакши, актерская пластика изменилась мало, хотя состав исполнителей – радикально. Вместо актеров "Сатирикона" в киноверсии заняты Татьяна Лаврова, Игорь Кваша, Авангард Леонтьев, а и. о. Константина Райкина назначен Евгений Миронов.

Он в точности так же шевелит пальцами и пощелкивает языком, а кроме того, ползает по потолку (спецэффект). Но суть превращения, увы, не в этом: из хорошего спектакля получилось не плохое даже, а никакое кино.

То-есть, вопрос "зачем?" возникает с первых кадров, а дальше только обрастает удивленно-восклицательными знаками. Пространство, не в пример театральному, скучное: квартира как квартира, а если снять мощеные переулки под дождем или улицу перевернуть вверх ногами (чтобы показать, как Замза смотрит на нее с потолка), то это еще, в общем-то, не кино. Так же дилетантски смотрятся сюрреалистические сны Грегора: какие-то магриттовские господа в черных котелках, перрон с табличкой Praha, контролер с лицом отца, Замзы-старшего – иначе говоря, дайджест самых общих мест, связанных с именем Франца Кафки.

С крупным планом еще хуже: театральная мимика выглядит у Фокина не художественным приемом, а простым перенесением на экран сценической манеры игры. Настоящая беда с Грегором Замзой: Евгений Миронов замечательно работает лицевыми мускулами, но в то, что он насекомое, поверить никак не получается – и вряд ли это вина актера.

Валерий Фокин как будто не чувствует, что у кино совсем другая природа условности, и пользуется киноязыком так, словно говорит, допустим, по-английски, используя русские конструкции предложений. В результате Евгений Миронов, обмазанный вполне натуралистичной слизью, должен ползать по полу и изображать таракана по Станиславскому. Классический пример подобных усилий – сцена из "Бриллиантовой руки": "Брюки элегантным движением превращаются... превращаются..." В общем, Грегор Замза остается человеком.

Смотреть на это так же скучно, как объяснять разницу между экраном и сценой. От того, как ловко Фокин умеет обращаться с театральной материей, здесь толку чуть – в этой картине все не то чтобы трещит по швам, но скроено так уныло, что уж лучше б трещало. Спектакль, к сожалению, больше не играют, а из фильма вы про него ничего не узнаете – к новому "Превращению" отлично подошел бы слоган из рекламы какого-то импортного дихлофоса: "Проверено. Насекомых нет".