...

Грегор Замза в эпоху клонов

"Превращение" Франца Кафки настолько потрясло меня когда-то, что и сорок лет спустя способно заслонить любую экранизацию. Потрясала обыденная реалистичность реакций на безумие, невесть как поселившееся в людях. Я еще не осмеливался его назвать: я не знал, что же такое заставляет человека превратиться в насекомое, в безвольное ничтожество... в винтик. С мыслью о винтике я начинал понимать, что.

Я думал, Валерий Фокин вдохнет в свой фильм именно эту мысль. Ровные затылки предвоенных среднеевропейцев, поливаемые ровным, как общее наваждение, сквозным дождем, настраивали на тоталитарную метафору. Прибавить к этому можно было только возможности современной кинотехники, поднаторевшей в конструировании людей-пауков, людей-мух, людей-драконов и прочих отпрысков кинометафоры тоталитаризма.

Ничего подобного Фокин не сделал. Собрав великолепный старинг (Евгений Миронов, Татьяна Лаврова, Игорь Кваша), он воспроизвел реалистичнейшую реакцию нормальных людей на... на что? Вот тут-то главное режиссерское решение. Это не метафора. Это, так сказать, медицинский факт. Грегор Замза действительно воображает себя насекомым. Не более того. Чистая медицина: трясутся ноги, выворачиваются руки...

Почему эта медицинская непреложность обретает на экране такую силу? Почему спектакль, поставленный когда-то Фокиным в "Сатириконе" с опорой на актерские (чисто человеческие) ресурсы, без всякой машинерии и, конечно, без всякого "комбинирования съемок", дает такую киногению? Что именно в нашей жизни объектив кинокамеры увеличивает до степени фантасмагории? Какой-то ничтожный сдвиг в сознании несчастного человека, скачок молекулы мозга, непредсказуемый нюанс химии, нарушающий психику?

Или эпоха биоинженерии, азарт клонирования, экстаз зомбирования особей – менее зловещий контекст человеческой трагедии, чем эпоха оболванивания масс с помощью тоталитарных лозунгов, с чем мы будто бы справились? ...